НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКИЙ СЕМИНАР
«ПРИКЛАДНЫЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТЕХНОЛОГИИ
В ПОЛИТИКЕ, БИЗНЕСЕ И КОНСУЛЬТИРОВАНИИ»
(Москва, 21-22 июня 2003 г.)
ТЕЗИСЫ ВЫСТУПЛЕНИЙ
«МЕТОДИКА И ТЕХНИКА СУБЛИМИНАЛЬНОГО МЕНЕДЖМЕНТА»
МЕДВЕДЕВ В.А. (Санкт-Петербург)
Прежде чем выйти на рынок управленческих методик современный прикладной психоанализ должен найти новую точку приложения глубинно-психологического знания к решению традиционных для него задач, т.е. те механизмы контроля и управления, в рамках которых он мог бы реализовать свой манипулятивный ресурс, свой потенциал внегипнотической суггестии, которым он и ценен и кроме которого, по большому счету за душой у него ничего и нету. А сделать это можно только путем привлечения и обобщения новейших открытий в области работы с неосознаваемыми психическими процессами.
К счастью, за то время, пока психоаналитики почивали на лаврах, будучи абсолютно уверены в том, что держат старого Бога за бороду и являются его пророками на этой земле, и в мире, и в России появились и начали активно разрабатываться экспериментальные методы работы с бессознательным (генетически производные от ассоциативных экспериментов Блейлера-Юнга). Я имею в виду разработки в области психотехнологий сублиминального воздействия, которые в последнее время по ряду причин стали столь активно рассекречивать и выставлять на рынок манипулятивных и психокоррекционных услуг.
Термин «сублиминальный» был введен в психологию еще Уильямом Джемсом в его книге «Многообразие религиозного опыта». В отечественной традиции этот термин переводился как «подсознательный», «подпороговый», тогда как в иноязычной психологической и эзотерической традиции (Шри Ауробиндо) до сих пор используется термин, изначально предложенный Джемсом.
Особую актуальность тема о сублиминальном воздействии на психику индивида и массы получила после скандалов с феноменом «25-го кадра» и попыток скрытого манипулирования сознанием при помощи аудио и видеоматериалов (60-е годы). Начиная с конца 70-х годов и в СССР, и за рубежом, были созданы специализированные лаборатории, занимающиеся разработками психотехник сублиминального воздействия. В основном они работали на оборону и госбезопасность, хотя некоторые разработки тех времен и сегодня используются (или же – потенциально могут использоваться) для социальных и терапевтических целей.
Термин «сублиминальное» интересен тем, что, не противопоставляя сознание бессознательному, позволяет анализировать реальный психический континуум как единство осознаваемых и неосознаваемых феноменов. Кроме того, он носит четко обозначенный операционалистский характер, т.е. ориентирует нас не на конструирование некоей потаенной реальности «истинного психического», а на раскрытие механизмов контроля над сознанием и психикой в целом, которую это сознание репрезентирует. И последнее. Термин «сублиминальное» позволяет нам уклониться от мистического налета, от того духа эзотеричности, который традиционному психоанализу придают перлы типа «знания о бессознательном». Ведь «сублиминальное» не имеет собственного содержания. Это всего лишь форма воздействия на психику индивида и массы, воздействия, не фиксируемого сознанием, но зато приводящего в движение механизмы неосознаваемого контроля над психикой.
А ведь сегодня задача организации подобного рода неявного контроля насущно проявляет себя в сфере регулирования массового поведения.
Нам с вами выпало сомнительное счастье жить в «эпоху перемен», когда масса, утерявшая традиционные алгоритмы сдерживания своей подспудной дикости и архаичной аутоагрессивности, вошла в новый виток «влечения к смерти». Подобного рода эпохи тотального отречения от «родительского опыта», разрыва живительной связи с традицией, убийства символов и ритуалов, которыми жили поколения людей, неизбежно порождают массовую и индивидуальную психопатологию.
Психоанализ, как обычно, является в такое время на сцену в качестве персонального врачевателя человеческих душ, помогающего «лишним людям» выйти из плена своих инфантильных иллюзий, а «новым людям» – избежать последствий конфликта между своим адаптивным опытом и живущей в глубинах их психики логикой наследуемой традиции.
В области же профилактики и лечения массовой психопатологии именно XX век породил то, что получило название «школы Вудро Вильсона» (имеется в виду «Комитет Вудро Вильсона по публичной информации» – своего рода американское «Министерство правды»). Для эффективного управления массами оказались востребованы методики концептуально нагруженного манипулятивного контроля как залога стабильности и демократии. Одним из их создателей по иронии судьбы стал Эдвард Бернайс, племянник З.Фрейда, которому принадлежит приоритет не только в области теории и практики PR, но и теории и практики современной манипулятивной пропаганды.
Легальное применение в США пропагандистских методик манипулятивного властвования, сложившийся в Штатах продуктивный союз ответственных политиков и терапевтически ориентированных специалистов в области управления динамикой коллективного бессознательного и породили, как мне кажется, ту существенную разницу, которую мы наблюдаем, изучая американский и европейский опыт решения управленческих задач общенационального уровня. Если европейские режимы либо боролись с архаической стихией массовой деструкции, насильно удерживая ее в границах традиционных механизмов властвования, либо – шли у нее на поводу, используя пропагандистские приемы лишь для формирования каналов катарсического выброса этой деструктивной массовой энергетики, то правящие круги Соединенных Штатов использовали пропагандистские технологии для формирования позитивного подключения граждан страны к социально значимым ценностям и практическим задачам. Более того, пропаганда «американского образа жизни», стала даже предметом национального экспорта. Результат очевиден – пройдя через череду социальных и социально-психологических кризисов, Америка сохранила потенциал единой общенациональной воли. Ее население гордится интенсивностью своих трудовых будней, с удовольствием поглощает отвратительную еду из «Макдональдса», с готовностью отправляет своих сыновей и дочерей на смерть в очередную «зону американских интересов». И постепенно весь мир становится этой зоной, поскольку ни идеологические формы социального контроля (СССР, Китай эпохи Мао), ни опора на традиционные социокультурные ценности (Европа, современный Китай) не могут обеспечить социуму такой стабильности, и такой динамичности при решении социально значимых проблем, как работа с технологиями манипулятивной пропаганды.
Итак, стоящая перед нами задача предельно ясна. Нашей стране нужны новые технологии управления и социального контроля, причем нужны они не только самой системе государственной власти, но и всем так называемым «дисциплинарным пространствам» (семье, школе, системе производства, системе здравоохранения и пр.), в которых индивид как раз и становится социальным существом, учится добровольно блокировать личные желания во имя коллективной цели.
Что здесь может нам пригодиться? Куда нам, психоаналитикам, а точнее – глубинным психологам, хранящим накопленное веками знание о способах неявного контроля над человеческой психикой, приложить сегодня наши концептуальные и методические наработки?
Быть может, попробовать сконструировать для отечественной массы новую форму идеологии? Сконструировать-то можно, ведь идеология суть самая простая форма манипулятивного управления. И строится она, в принципе, из хорошо знакомого нам материала – из социальных мифов, массовых иллюзий, страхов и фантазий. Но для ее развертывания, для ее вхождения в плоть и кровь социального организма, для заражения ею социума у нас сегодня нет ряда важнейших условий, без которых подобная задача является предельно утопичной. Прежде всего, я имею в виду отсутствие в современном российском обществе ментальной дисциплины, идейного монотеизма, без наличия которого любая идеология растворяется в дискурсивной полифонии.
Так не перенять ли нам пропагандистское искусство, столь хорошо зарекомендовавшее себя в США и некогда позволившее сохранить и приумножить коллективную антикризисную волю, не позволившее системному кризису 30-х годов трансформироваться в крах страны и цивилизации? Перенять можно и нужно; более того – мы это искусство уже переняли и активно его применяем в своей повседневной жизни. Где? В основном – в работе новостных программ радио и телевидения, в пропагандистских шоу, в тенденциозных программах и комментариях, в рекламных роликах и телесериалах, и пр. И это применение традиционных и модернизированных (адаптированных к российской ментальности) пропагандистских приемов пропадает всуе, не решая обозначенной нами общей социальной проблемы. В сфере доминантных оснований социальной жизни пропаганда (социальная реклама) может быть эффективна при ее разовом, или, по крайней мере, – не вариативном применении. Когда ценнейший бисер пропагандистских психотехнологий стали метать перед любым потенциальным потребителей чего угодно, это было еще полбеды. И на этой основе можно было выстроить несколько упрощенный, но весьма эффективный для стабилизации перевозбужденного социума потребительский идеал. Бедой такое употребление всуе ценнейших технологий стало их «замыливание», их наложение на примитивные методики целевого оперативного (краткосрочного) рекламного кодирования, их привязка к вынужденно агрессивной информационной среде. У пропагандистских технологий в нашей стране, несомненно, есть будущее, но нынешнее поколение «россиян» приобрели к ним устойчивый иммунитет. За что им большое наше корпоративное спасибо. Ибо только это обстоятельство дает нам надежду на востребованность манипулятивных услуг более глубинного характера, основанных на работе с конкретикой неповторимой неосознаваемой реакции, а не на стандартном алгоритме пропагандистской схемы, незамысловато обманывающей наше сознание.
Более же глубинное воздействие сегодня представлено именно сферой сублиминальных технологий, способных, правда, пока еще решать сугубо негативные задачи, задачи запрета и лишения, но быстро набирающие силу и подающие большие надежды. Здесь я употребляю этот термин в более узком смысле, обозначая им пока исключительно экспериментальные наработки отечественных психофизиологов по неосознаваемому контролю над человеческой психикой, организуемому посредством искусственного внедрения в сферу восприятия неявно там присутствующих, не фиксируемых сознанием, но активно работающих целевых раздражителей.
У методик сублиминального контроля есть только один, но весьма значимый недостаток, делающий их предметом панического страха массы, т.е. «широкой демократической общественности», а их применение вытесняющий в область полулегальных спецтехнологий. Дело в том, что их адепты стремятся непосредственно воздействовать на сферу осознаваемых желаний и деятельностных побуждений. Работая в этом направлении, они достигают кратковременного эффекта (нужной реакции), но упускают возможность установления долговременного контроля. Кроме того, воздействие подобного рода не только легко блокируется при регулярном повторении, но и вызывает стойкий отторгающий эффект, связанный с хорошо знакомым нам феноменом сопротивления. Пример – явная разница двух уровней решения одной и той же задачи: выявления потенциальных террористов в аэропортах и устойчивой или необратимой блокировки самой возможности совершения человеком террористического акта. Или же – выявления потенциально нелояльного сотрудника уже на стадии первичного интервью или создания устойчивой и самовоспроизводимой корпоративной психологии средствами организации символизма производственной среды. Методикам подобного рода явно чего-то не хватает для завершения строительства системы тотального сублиминального контроля над поведением людей, благодаря которой наша цивилизация только и сможет преодолеть нынешний пик своего кризисного состояния.
Вот тут то на рынок манипулятивных услуг и должен явиться (скорее даже – вернуться) ПРИКЛАДНОЙ ПСИХОАНАЛИЗ. Почему именно он, в каком качестве и чем обусловлена его роль в качестве средства превращения методик сублиминального контроля в залог стабильности и здоровья социума?
Дело в том, что:
1) Психоанализ десятилетиями нарабатывал техники формирования и удержания естественных измененных состояний сознания (ИСС), которые современные психотехнологи смогли получить только искусственным путем – к примеру, при помощи психоделиков (типа ЛСД-25 или же псилобицина). Я имею в виду техники наведения внегипнотического транса, так называемого «трансфера», в состоянии которого клиент предельно открыт для вербальной (осознаваемой) и сублиминальной (подпороговой, символической) суггестии.
Именно психоанализ сумел выработать технологии несилового удержания клиента в ИСС, в режиме которого оказалось возможным решать по отношению к нему любые манипулятивные задачи (чаще всего, впрочем, сводимые к разновидностям директивной психотерапии). Причем удержание это настолько эффективно, что сохраняется даже при наличии явных сопротивлений, выдерживает разрушительные факторы сеттинга и может, в принципе, длиться неопределенное время.
2) Психоанализ опять же десятилетиями ставил опыты на людях, самопроизвольно попавших под контроль неких глубинных психических механизмов, возбужденных неосознаваемым, т.е. сублиминальным, воздействием (в психоаналитической традиции оно обозначалось как символическое) социокультурного окружения. Эти люди реально страдали от проявлений подобного рода реактивного интрапсихического контроля (а точнее – от его симптоматических подкреплений). В ходе подобного рода работы классический фрейдовский психоанализ и производные от него школы глубинной психологии сумели выявить и прояснить природу целого ряда механизмов такого контроля – архетипических наследуемых схем, пренатальных матриц, факторов импринтингового травматизма рождения на свет и младенческих оральных переживаний, телесных травм детства и связанных с ними психосексуальных фиксаций, механизмов Эго-защиты и характерологических сценариев поведения (установочных скриптов), систем личных комплексов и форм их компенсаторной разрядки, и пр. В совокупности они как раз и составляют т.н. «бессознательного психическое», к которому сегодня, опираясь на терминологические новации Э.Фромма, мы добавляем «социальное бессознательное».
3) В реактивном режиме, отвечая на угрозу утери приоритета в исследовании коллективного бессознательного, впопыхах и слегка несвязно, но все же именно Зигмунд Фрейд в начале 20-х годов сформулировал ряд постулатов теории массы и массообразования, чем указал путь выхода психоанализа из обозначившегося к тому времени тупика пациентоцентризма:
«Отношение отдельного человека к его родителям, сестрам и братьям, к предмету его любви, к его учителю и к его врачу, то есть все отношения, которые до сих пор были главным образом предметом психоаналитического исследования, имеют право считаться социальными феноменами…» (1920). И об этом нам следует помнить постоянно!
Тупик, о котором я упомянул, заключается в игнорировании того факта, что приносимая в кабинет психоаналитика психопатология суть выражение совокупного влияния нормальной «патологичности» культурного поля, сублиминально воздействующей на массу и позитивно регулирующей ее поведение, но болезненно воспринятой в невротическом состоянии психики.
Именно Фрейд отмел идею Лебона о том, что масса якобы пробуждает у каждого своего члена некие универсальные качества, не свойственные ему индивидуально. Масса, по Фрейду, суть лишь особая среда, естественным образом вводящая индивида в измененное состояние сознания, сравнимое с гипнозом, влюбленностью и психоаналитическим трансфером. Т.е. масса – это не объект, это особого рода психическое состояние, которое можно переживать и в одиночестве.
Кроме того, именно Фрейду удалось привязать массовую психику к архаике роевой психической организации первоначальных человеческих сообществ, что позволило развить и конкретизировать походя брошенную Лебоном мысль о структурировании массовой психики мифами, иллюзиями и архаическими фантазиями. Среди несомненных заслуг Фрейда следует упомянуть и его анализ идентификационного основания «тела массы», а также – стержневой роли лидера (вождя), исполняющего функцию проективного идеала.
4) Устами своего основоположника именно психоанализ в конце 20-х годов выдвинул программу т.н. «социальной терапии» («Проблема дилетантского психоанализа» [1926], «Будущее одной иллюзии» [1927], «Неудовлетворенность культурой» [1930]), обозначив тем самым возможность приложения своих теоретических постулатов и клинических наработок к сфере целенаправленного социального контроля (Светская Церковь, сотни тысяч социальных работников взамен сотен врачей, не терапевтическое значение, а истина о человеческой природе, и пр. и пр.). Именно тогда и родился прикладной психоанализ не как интерпретационная игра психотерапевтов и не как забава университетских интеллектуалов, а как глобальных проект социального контроля, «ревизии культурной среды», носящий, впрочем, остаточный терапевтический характер («И тебя вылечим!»).
Психоанализ уже способен был к тому времени ставить диагнозы культурным сообществам и моделировать их историю и их современность в форме личностной психопатологической модели (типа «Человека-Волка» для русской ментальности, «Человека-Крысы» – для австрийской, «Вудро Вильсона» – для американской, «молодого человека» из книги Фрейда о Моисее – для еврейской, и т.д.). Но в его арсенале не было эффективного терапевтического средства воздействия на массы; кроме системы довольно-таки сложных рационализаций, не работающих там, где речь идет о массовых процессах, и «шоковой терапии», которую Фрейд с относительным успехом применил к родному ему еврейскому народу и применение которой дает явно непредсказуемые результаты, ударяя прежде всего по авторитету самого манипулятора.
Нежен был символический аналог психоаналитической ситуации, т.е. некий сложно организованный медиатор, сублиминальное воздействие которого позволило бы позитивно реализовать в массовой психике социально-значимые задачи. Но найти его никак не удавалось, тем более что по обстоятельствам собственной биографии Фрейд весьма скептически относился к кинематографу – предтече современных манипулятивных медиа-технологий.
И вот теперь такое терапевтическое средство появилось: я имею в виду средства масс-медиа и масс-культа, а точнее – телевидение как синтез того и другого. Правда сегодня это потенциально терапевтическое средство преследует исключительно собственные цели, периодически подключаясь к обеспечению социальной стабильности исключительно под силовым давлением государства.
И все же такое орудие духовной власти сегодня имеется и, обладая несомненным даром предвидения, основоположник психоанализа смотрел в будущее с определенной дозой оптимизма (кстати, обычно ему совершенно не свойственного):
«Несмотря на все эти затруднения, следует ожидать, что однажды кто-нибудь отважится на изучение патологии культурных сообществ» (1930).
Будучи людьми в достаточной мере скромными, чтобы не отнести к своей персоне фрейдовское пророчество, давайте попробуем ответить на вполне конкретный и актуальный для нашей с вами профессии вопрос:
Что нам с вами может дать предлагаемый симбиоз сублиминальных психотехнологий и прикладного психоанализа, пока условно обозначаемый термином «сублиминальный менеджмент»?
* Кроме сохранения всех достижений психоаналитической теории, основанной на обобщении клинического опыта, в концептуальное основание нашей практической деятельности могут быть возвращены наработки отечественной психофизиологической школы (и прежде всего – «коллективная рефлексология» Владимира Михайловича Бехтерева);
* Наконец-то будут интегрированы, возвращены в арсенал прикладных психоаналитических технологий те открытия, которые прославили имя былого лидера отечественных психоаналитиков – Александра Романовича Лурии; на законах открытой им и его учениками нейропсихологии базируются практически все современные сублиминальные психотехнологии;
* В арсенал психоаналитического знания вернутся наработки классиков отечественной психологии, которые, опираясь на свою изначальную психоаналитическую подготовку и пытаясь приспособиться к реалиям советской цензуры, создали квазиматериалистические теории детерминации человеческой психики совокупным сублиминальным воздействием культуральной и языковой среды; в первую очередь я имею в виду наследие Льва Семеновича Выготского.
* Мы сможем, наконец-то, в полной мере понять и интегрировать в концептуальное ядро психоанализа все ранние труды Зигмунда Фрейда (периода «Проекта научной психологии», его работы в психофизиологической лаборатории Э.Брюкке и в клинике у Т.Мейнерта), а также – перечитать заново все его знаменитые клинические случаи и признаться хотя бы самим себе, что в них он описывает не выигрышные терапевтические стратегии, а механизмы и результаты сублиминального воздействия на человеческую личность культурной среды, «социального бессознательного». породила во второй половине прошлого века столько его ревизионистских упрощений и искажений.
* В психоаналитический канон смогут вернуться те псевдоеретики и преданные корпоративной анафеме маргиналы (типа Ж.Лакана или же Э.Фромма), которые по сути дела поплатились за то, что пытались идти фрейдовским путем и искать бессознательное (т.е. факторы сублиминального контроля над психикой и управления ею) в социо-культурном поле.
* Как это не странно, данный вариант приложения психоаналитического знания, накопленного в клинической практике, к практике социального контроля и управления сможет несколько запоздало примирить психоанализ с очень близким ему по духу марксистским мировоззрением, которое столь прочно въелось в отечественную культуру, что стало и осталось ее неявным основанием. Если забыть старые обиды, большинство их которых психоанализ, по своему обыкновению, придумал сам (и так в них поверил, что на полном серьезе требовал от посткоммунистических властей своей официальной реабилитации), марксизм и фрейдизм прекрасно дополняют друг друга именно в сфере социальной теории и практики. Отсюда – легкость попыток их синтеза в британском фабианстве и фрейдо-марксизме франкфуртской школы. Образно говоря, дорогу психоанализу в советскую Россию прокладывали книги Фромма, а не Фрейда. И об этом настала пора вспомнить.
* Смыкание психоанализа с современными технологиями сублиминального воздействия на психику людей, носящими пока исключительно технократический характер, обозначает крайние точки некоего глобального синтеза, за перспективами которого брезжит, не побоюсь такого пафоса, новое будущее человечества, основанное на реализации платоновской мечты о самоорганизующемся обществе, органично и ненасильственно управляемом самими факторами символически организованной социо-культурной среды. В арсенал такой синтетической теории и практики управления должны войти все операционалистские модели и манипулятивные практики, имеющиеся сегодня в наличии – от театральной режиссуры до менеджментов различного толка.
* Кроме того, технологичность методик сублиминального воздействия, манифестируемых сегодня сугубо под «крышей» медицинского и естественнонаучного подходов, снимает излишние самоограничения, традиционно воспроизводимые в психоаналитическом сообществе в связи с манипулятивными психотехнологиями. Подобного рода корпоративная амнистия, порожденная самой современной ситуацией на рынке манипулятивных услуг (ведь запретный плод был сорван и выброшен на рынок не нами), позволяет нам вновь поднять из запасников весь накопленный столетиями ресурс глубинно-психологического манипулирования – от шаманских практик архаического зомбирования до методик оперативного кодирования и неявного сублиминального управления.
«ПРИКЛАДНОЙ ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ»
ДУБЕЙКОВСКАЯ Я.С. (МОСКВА)
Тема доклада — осмысления практики. Ряд проектов, различных по значимости и длительности.
Ключевые содержания психоаналитической компетенции: страх, агрессия, чувство вины, проективность массового сознания, компенсаторность социального действия.
Прикладной психоанализ как язык, как коммуникация, как диагностический и прогностический подход. Психоаналитический язык вызывает тревожность, регресс и потребность в идентификации. Психоаналитический бренд как способ регрессивно фобической прелюдии к работе с клиентом..
Эффективность психоаналитической коммуникации. Точность диагностирования и трудности трансляции результатов работы. Ретроспективность психоаналитического подхода и необходимость прогностических результатов.
Вопрос предмета и канонов. Предметные и методические границы.
Неизбежно сравнение с историей становления клинического психоанализа.
Конституирование клинического персонального психоанализа Фрейдом в «Очерке истории психоаналитического движения», выходы в другие предметности. Вопрос мотивации «здоровых» людей к тому, чтобы воспринять психоанализ «Неразрешенным остался вопрос о том, каким образом можно заставить этих здоровых заняться научно-объективной проверкой учения, разрешение этого вопроса поневоле пришлось предоставить времени».
Проблема мотивации людей без явной невротической симптоматики, как привлекать психоанализ к решению жизненно важных вопросов.
Сравнение с клиническим персональным психоанализом по цели, по предмету и объекту, по методике и технике и по позиции аналитика.
По предмету
Прикладной персональный психоанализ базируется на иной онтологии, Личность в социальном контексте отношений, практик, ценностей, проектов. Клинический — человек на поле личной истории, страдающая личность, часто с нарушенными социальными связями. Прикладной — личность в контексте социальных практик, сформированные сублимационные и компенсаторные механизмы, непосредственно невротическая симптоматика скомпенсирована и вторична.
Предметность анализа в ППП: социальная идентичность, сублимационные и компенсаторные практики, система «нового родства», формы социализации, включенность в социальные ритуалы.
По объекту
Пациент или Клиент? Корпоративность как качество клиента.
Уровни анализа: личность, группа, корпорация, масса, расширение и наложение смысловых контекстов.
Различие объекта исследования и объекта терапевтического воздействия. Заказчик, клиент и объект, явные и латентные запросы. Явные и латентные объекты. Упорядочивающий фактор денег.
По цели
На первый план выходит адаптивность, движение навстречу личности, гармонизация психической реальности и объективной депсихологизированной реальности коллектива, общественного мнения, избирателей, партнеров, высокого руководства.
Не только расширение спектра психологических защит и соответствующая гибкость Эго клиента, но и разрядка напряженности привычного компенсаторного механизма за счет компенсаций – дублеров. Например, отработка агрессивности, фиксированная на репрессивности по отношению в подчиненным, может быть разряжена через физическое отреагирование и формирование фигуры внешнего врага.
По методике работы
Диагностика: формы отреагирования личной невротичности (фобичность (ключевой страх, «отбоялись»), агрессивность (основные объекты и формы проявления), чувство вины, анализ персональной коммуникации, по возможность семейный сценарий (эдипальная ситуация, родительские фигуры).
Проективность, вытеснение, рационализация — ведущие механизмы функционирования психики.
Анализ биографических данных и властной (политика, управление) эволюции.
Консультирование (терапия?):
Дозированность фрустраций, низкая толерантность, работа на первом этапе в рамках устоявшегося личного мифа, на втором этапе возможно конфронтирование.
Вызовы психоанализа «с отыгрыванием».
Метафизика слова и действия, где их водораздел и взаимопереход, практичность слова, проблема результативности прикладной работы в психоанализе. Возможна ли и необходима ли девербализация психоанализа?
Свободная ассоциация как основной материал для интерпретирования замещается интрпретацией компенсаторных ритуалов и сублимационных практик, а так же символики форм бытования, труда и коммуникации.
Сама интерпретация – формированием неких программ действий, организационных проектов. Например, искупительные ритуалы, которые должны привести к разрядке довлеющего чувства вины, находящего разрушительные способы отыгрывания.
Терапевтичность на досознательном уровне, без сознательной проработки, многое связано только с формирование менее репрессивных для личности и для контекста форм компенсации.
Особый вопрос – включение личной истории клиента, как правило — это сфера глубоко вытеснена и собственно каждого из этих людей вероятно проще было бы подвергнуть классической психоаналитической психотерапии, но это невозможно в силу причин изложенных выше.
Если вернуться к клинической терминологии, то как правило, работа с клиентами прикладного психоанализа схожа с методиками, которые применяются к пациентам, которых мы называем доэдипальными. Во-первых, потому, что базовая фиксация таких клиентов обнаруживается, как правило, в ранних стадиях развития, можно говорить о часто встречающемся хорошо скомпенсированном нарциссизме. Во-вторых, потому что сфера личного и личности для этих людей сверхтравматична и как правило находится в зоне «слепого пятна», поэтому исследование чувств и эго-орентированные вопросы затруднены и подчас невозможны. В-третьих, в плане личностной динамики мы можем рассчитывать на небольшое продвижение по пути к полноценному Эдипу. Остальное необходимо дорабатывать за счет оптимизации и «подстройки» контекста, окружающих социальных практик.
Перенос и контрперенос в прикладном персональном психоанализе. Реальность переноса
Завершение работы: Вопрос завершения персонального прикладного психоанализа. Временные параметры проектов и скорость психодинамики.
По позиции аналитика
Не только дешифровщик невротической симптоматики, но и шифровальщик обратно в символическое бытование. На этом этапе психоаналитик, если пользоваться ранней терминологией Фрейда не зеркало, а линза с определенным преобразующим эффектом (увеличение, уменьшение, изменение угла преломления). Эффективность ведения такой работы зависит от успешности прохождения первого этапа — формирования рабочего альянса, который в нашем контексте означает, прежде всего, доверительность, высокую оценку профессиональных качеств аналитика, высокую мотивацию клиента.
Работа «под прикрытием».
Заповеди:
Не говорить на языке психоанализа.
Отвечать на вопросы, может быть переформулируя их.
Ставить конкретные цели и достигать конкретных результатов.
Ключевая проблема: описательность и психодинамика, возможность результативности и прогноза.
Опыт Фрейда — психобиография Вудро Вильсона. Мотивы написания: психологическое исследование современника, на основании много численных сведений. Психоанализ без личности, исследование по фактам биографии, вторичным социально опосредованным проявлениям. Контекстуальная симптоматика.
Предмет интерпретации, материал для анализа – факты биографии, свидетельства, людей, которые лично общаются, история чувств в передаче очевидцев общественное мнение, поступки и политические действия, решения зафиксированные в соответствующих документах, кадровые назначения, тексты выступлений.
То ли это что мы имеем в виду?
Да – свидетельства не связанные с личной психической работой и взаимодействием с аналитиком. Исследование симптоматики, диагностика.
Нет, потому что это описательный, ретроспективный персональный прикладной анализ.
Попытка компенсировать недостаточность позиции прикладного аналитика во включении с позицию сотрудника, подчиненного, позицию Буллита. Позиция влияния и поиска методик воздействия, коррекции.
Профессиональная проблема: терапевтический принцип не навреди и стандарты рынка. Профессиональная этика и необходимость сообщества.
Расшифровка трех «П» — Персональныя, Прикладной, Психоанализ.
Персональный прикладной психоанализ как услуга, ее позиционирование и продвижение. Методология сложившихся практик, профессиональные приоритеты консультантов, расширение спектра методик или самостоятельная школа и постепенная наработка опыта, стандартов деятельности и методики подготовки специалистов.
«ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ВЛАСТВОВАНИЯ И ПОДЧИНЕНИЯ»
МАМАЕВ М.О. (Санкт-Петербург)
Феномен и истоки власти. Влияние, подавление, доминирование. Социальное чувство и стремление к власти. Элементы и символы. Психологические основы властвования и подчинения. Прямое и отложенное насилие. Политическая и личная власть. Власть как защита от тревоги. Необходимость власти и поиска объекта поклонения. Состояние подвластности как естественная форма реакции человека на фрустрацию. Субъективные аспекты власти. Тайна как ядро власти. Приговор и помилование. Предрасположенность к власти. Мотивация власти. Динамика власти. Власть и лидерство. Идентичность лидера. Уязвимость лидера. Группа и лидер (шаман, вождь). Типы и функции лидеров. Концепция личностных качеств лидера. Авторитет и харизма. Лидер как прообраз «идеального отца», лидер как избавитель. Ответственность и выбор. Бессознательные переживания в ситуации выбора. Страх и вера. Регрессивные формы защиты.
МАСТЕР-КЛАСС: «ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ГРУППЫ:
ПРИЁМЫ ПСИХИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ»
МАМАЕВ М.О. (Санкт-Петербург)
Психологические истоки массообразования, рождение группы. Группа как система. Её структура. Виды групп. Групповая цель. Инстинкты группы. Конституциональный конфликт. Механизм массообразования: понятие идентификации и смещения либидо по цели. Катарсический эффект массообразования. Общие закономерности массового поведения, принципы функционирования и бессознательные основания стадий распада. Заражение, подражание, внушение и убеждение. Коллективные иллюзии и массовые неврозы. Коллективное бессознательное и архетипические образования в психике. Структура массового сознания и глубинные бессознательные мотивации массового поведения. Основные характеристики массового сознания, его формирование и функционирование. Общественное мнение и массовые настроения как макроформы массового сознания. Амбивалентность связей в группе. Эффективность воздействия и механизмы манипуляции массой. Неразрывность (симбиотическая связь) индивида и массы, их взаимовлечение. Феномен обезличивания. Массовая активность как проявление коллективной невротичности. Сравнительная оценка психических состояний влюблённости, гипноза, массообразования и невротичности. Понятие базовой иллюзии массы и способы проецирования бессознательного чувства вины на образ врага. Лидер и группа. Массы с явными и неявными лидерами. Эгоизм и пассионарность лидера. Ритуалы и стереотипы. Групповые феномены. Столкновение групп. Жизненный цикл группы. Кризис группы. Управление кризисом. Психотехнологии манипулирования массовым сознанием. Воздействие на группу. Убеждение, внушение, психическое заражение.
«КОУЧИНГ В ЗЕРКАЛЕ ПСИХОАНАЛИЗА»
БЕЛОКОСКОВА Е.В. (МОСКВА)
Современный бизнес сегодня достаточно широко пользуется услугами профессиональных психологов-консультантов. Коучинг развивается как направление в консультировании в1980-х годах. Существует целый ряд определений коучинг-консультирования. Среди них коучинг как поддерживающее отношение к клиенту. Его целью является повышение персональной эффективности клиента. Коучинг помогает раскрытию потенциала личности и принятию человеком оптимального собственного решения, фокусируется на будущих возможностях, а не на прошлых ошибках.
«Коучинг высвобождает людей на то, чтобы они принимали более смелые, более рискованные решения». В психоаналитическом смысле, коучер-консультант работает над смягчением СуперЭго, давая разрешение на некое действие.
Эту услугу разделяют на внешний коучинг и внутренний. Внешний коучинг — работа с первыми лицами, внутренний – система наставничества внутри компании. Особые требования предъявляются к персоне консультанта. Коучер должен быть личностью. Предполагается, что коучер – это человек незаурядных деловых и личных качеств. Коучинг — новая профессия, синтезированная из психологии, менеджмента, финансов, философии, духовных учений и направленная на улучшение жизни клиентов в профессиональной и личной сфере.
Задача доклада «Коучинг в зеркале психоанализа» прояснить насколько психоаналитическая начинка этой синтетической ветви консалтинга может быть наиболее удачной и оптимальной. Психоаналитики, работающие с конца 90-х годов в этой области опираются на концепцию диалогичности. Система взаимоотношений в коучинге аналогична отношениям в индивидуальном консультировании. Клиент также хочет решить свои проблемы. Нередко он видит противоречие между тем, что имеет сейчас и тем, чего он хочет достигнуть. Речь идет о разрешении конфликтов. Аналогично процессам в клиническом консультировании, во время коучинга также могут проявляться различные формы сопротивления. Коучинг провозглашает комплексный подход: он применим и в бизнесе, и в карьере, в образовании, в вопросах физического здоровья и межличностных отношений.
Структура консультационного процесса предполагает элементы психотерапии и сопровождения (практического ежедневного контакта с клиентом продолжительностью от нескольких минут до нескольких часов)
Цель коучинга — продемонстрировать клиенту те жизненные стратегии, которые являются наиболее эффективными для него. Работу коучера оценивают по изменению показателей бизнеса его клиента. Если компания клиента развивается, обороты увеличиваются, появляются новые интересные проекты, значит, коучинг был эффективен.
Узкое горлышко любого бизнеса как процесса – руководитель, т.е. тот, кто принимает решения. Организация — целостный механизм, который является продолжением личности руководителя. И, как таковая, она является средством достижения его личных целей и удовлетворения бессознательных мотивов.
Реализация программы коучинга обычно начинается с исследования и анализа бизнеса, его главных психологических характеристик. Оцениваются процессы коммуникации и управления персоналом компании, выявляются источники существующих проблем и потенциалы развития.
Тема коучинга как наставничества неизбежно выводит на более широкую тему социоэкологии. Социальная экология предполагает создание психологически здорового эмоционального климата в обществе, в том числе через воздействие на структуру семьи. Более частным вопросом является просветительская работа по вопросам эмоционального насилия в семьях и в организациях, которые являются нашей второй общественной семьей.
Мало где говорится о том, что по международным правилам считается факторами эмоционального насилия. Среди таких факторов:
Крик и грубость, Немотивированная ревность, Допросы и другие проявления контроля, Критика внешнего вида и умственных способностей, Унижение или высмеивание в присутствии посторонних, игнорирование и высмеивание чувств и мыслей.
Моральное и эмоциональное насилие – это особая концепция поведения, основанная на тотальном желании контролировать и подавлять, планомерно и последовательно убеждая другого в полной никчемности. К сожалению, эта форма насилия широко распространена как в семьях, так и в межличностных отношениях в кампаниях. Умение выявлять и перенаправлять в иное русло агрессивные компоненты межличностных отношений являются одними из основных задач психоаналитиков в социальной работе.
Положение в этой области может быть существенно улучшено, с помощью мер, направленных на объединение усилий всех социальных институтов общества,
Негосударственные организации играют важную роль в качестве посредников между потребностями и взглядами групп клиентов и группами населения. Например, одно из направлений, где может быть эффективно применен прикладной психоанализ – это ювенальная юстиция.
Согласно статье 57 Семейного кодекса ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, а также быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства. Но учет такого мнения обязателен, лишь в случае если ребенок достиг возраста десяти лет. Отсутствие психологического анализа микроклимата семьи и его влияния на психологическое состояние ребенка; индивидуально-психологических особенностей родителей и их мотивационных установок на воспитание делает возможным принятие неадекватных, деструктивных решений, нанесение ребенку как актуальной так и пролонгированной психической травмы, последствиями которых в дальнейшем может стать замедление в общем психическом развитии, проявления поврежденного, аномального формирования психических процессов. Грамотная, профессионально подготовленная психологическая экспертиза может быть частью комплексного экспертного исследования.
Кроме того, психологи могут оказывать своевременную комплексную помощь детям и подросткам, попавших в ситуацию судопроизводства, таким образом выполняя функции наставников в комплексе с психотерапевтической коррекцией.
«ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ,
ИЛИ ПОЛИТИКА НА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ КУШЕТКЕ»
ЗЕЛЕНСКИЙ В.В. (Санкт-Петербург)
1. Психологизация общества, личности, политики и власти.
2. Слаборазвитость гражданского общества, общественных институтов. Неупорядоченность, противоречивость в деятельности государственных институтов, традиционных политических организаций и должностных лиц и утрата ими политической энергии.
3. Вопросы со стороны гражданина и общества:
• Комфортно ли нам в своем нынешнем видении политической «действительности» в свете тех предложений и путей, в рамках которых главные политические партии рассматривают и понимают наше будущее?
• Согласны ли мы с теми целями, которые устанавливают политические деятели?
• Можем ли мы как-то улучшить существующее положение вещей? Если да, то что должно измениться в нас как в индивидах, равно как и в обществе в целом?
• Как должна измениться наша политическая система, чтобы восстановить уважение всех так или иначе отчужденных, отвергнутых общественных групп и индивидов, включая пожилых людей и молодежь вообще?
4. Взаимоотношение политики и психотерапии (глубинной психологии) по четырем направлениям: психотерапия в политике, психотерапия политики, политика психотерапии, политика в психотерапии.
5. Внутренний политик.
6. Множественная личность.
7. Исходные политические формы.
8. Виды власти.
ГРУППОВОЙ ТРЕНИНГ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ КЛИНИКА»
ЗЕЛЕНСКИЙ В.В. (Санкт-Петербург)
Когда выступаешь перед людьми, люди говорят: «Вы знаете, какая у нас зарплата?». «Знаю», — говорю. Около 2 000 рублей. «А вы знаете, сколько мы должны платить за квартиру двухкомнатную, в которой нет ни газа, ни воды? Даже холодной?». «Знаю, 1 100 рублей». «Ну, вот, что вы нам на это скажете? Как мы можем дальше существовать?». А я говорю: «А у меня тоже есть к вам вопрос. Подымите руки, кто из вас помнит, за кого вы голосовали». Подымается 10 рук. Я говорю: «Вот в чем дело. До тех пор, пока вы не видите связи между тем, как вы голосуете, и как вы живете, все так и будет оставаться, как есть сегодня».
Григорий Явлинский (из интервью)
Любое социальное изменение должно где-то начинаться, и, в конечном итоге, переживает и выносит его в себе отдельный человек. Этим человеком может быть любой из нас. Никто не может озираться по сторонам в ожидании, что кто-то еще сделает то, что он не хочет делать сам. Но поскольку, кажется, никто не знает, что делать, то, возможно, каждому из нас стоит спросить себя: может быть, мое бессознательное знает, что может нам помочь?
Здесь я даю краткий (тезисный) обзор некоторых связей между практической работой психотерапевтов и новым подходом к эмоциональным аспектам политики. Развитие психологического включает в себя и политику, которая касается чувств и восприимчивости, а не просто служит предметом обсуждения для образованных классов и групп населения. Многие люди хотят знать, каким образом можно трансформировать в эффективную оздоровляющую деятельность свои искренние эмоциональные, телесные и имагинативные реакции, скажем, на политические сценарии, сложившиеся на Кавказе или в Крыму, на экологические проблемы, на бедное и бездомное существование целых групп населения и отдельных людей, на детскую беспризорность и т.д.. Как начать использовать политически свои частные реакции на общественные события? Могут ли граждане смоделировать свои интенции на психотерапевтическую плоскость, в том смысле, чтобы стать «психотерапевтами общества», гражданами-психотерапевтами? Если «да», то для этого им необходимо использовать свой «контрперенос».
Психотерапевтическая (аналитическая) практика является эмоциональной активностью. Часто бывает, что психическое состояние психотерапевта, общающегося с клиентом, демонстрирует все признаки измененных уровней или состояний сознания. Наличие интенсивной фантазии и пробудившейся эмоции может привести к нарушениям телесной и поведенческой деятельности. Они-то и составляют основное содержание переживания психотерапевта, которое получило название «контрперенос».
Наличие контрпереноса дает психотерапевту возможность обозреть свое переживание в спокойной профессиональной обстановке, сосредоточивая внимание на его практичности и полезности.
Среди широкого спектра переживаний контрпереноса, можно выделить следующие:
1. Телесные и поведенческие ответные реакции.
2. Чувственные ответные реакции.
3. Фантазийные ответные реакции.
Теперь о самой политической клинике. Уменьшение зазора между субъективными и эмоциональными переживаниями, касающимися политики, с одной стороны, и публичной политикой, с другой, является основным лейтмотивом политической темы нашего времени.
Опыт показывает, что люди гораздо более «политичны», чем они сами об этом думают. Они знают гораздо больше о политических события, чем это осознают – хотя это знание и не всегда принимает форму официальной точной статистики или исторического события. Ясно и то, что люди испытывают гораздо более сильную меру политической ответственности в себе, нежели сами предполагают – своего рода «подавление» в действии. Подобная ответственность лишь ждет своего часа, чтобы выйти наружу из политического бессознательного Потаенные, упрятанные, молчаливые источники политической мудрости произрастают из приватных, скрытых реакций контрпереноса каждого из нас на то, что происходит в политическом мире. Однако такие частные реакции не всегда готовы к осознанному проявлению, поскольку слишком часто они отвергаются – своими носителями или окружающими людьми — как «субъективные».
На политической клинике, проведенной на Юнгианской школе-2002, посвященной межэтническим взаимоотношениям в Крыму, мы начали с контрпереносных образов чистой, нетронутой человеком природы — горных вершин, пустынных пляжей, и прочих мест, где отсутствовали следы пребывания человека вообще, независимо от его этнической принадлежности. Рассматривая этническое неприятие в качестве «пациента», группа обнаружила схожесть в субъективных взглядах своих участников и стала воспринимать этноцентризм как гораздо более антигуманное явление, чем это представлялось ей ранее. Большинство участников группы до этого придерживались стандартного психодинамического объяснения этноцентризма: вы вкладываете свои дурные качества — качества, от которых хотите избавиться, — в другого человека или группу, тем самым очищаясь и приобретая ощущение превосходства. Но позже группа пришла к выводу, что в определенном смысле, люди, плохо относящиеся к другим этническим группам, сами того не желая, хотят устранить самих себя.
Опыт, полученный в работе этой и других политических клиник, дает мне возможность начать говорить о «гражданах-психотерапевтах». Стало окончательно ясно, что вещи, обычно рассматриваемые как в высшей степени частные и глубоко индивидуальные – ранние переживания в семье, сновидения, фантазии, телесные ощущения – могут быть переформулированы и превращены в полезные и даже трансформирующие реальность политические инструменты.
В воркшопе группа выбирает политическую тему, на которой она хочет сосредоточиться. Участников просят вообразить себя психотерапевтами, а избранную политическую тему представить как клиента. Они расслабляются, может быть даже ложатся на пол, и концентрируют свое внимание на дыхании. Один из участников выполняет роль записывающего секретаря. Участники говорят все, что придет им в голову в связи с избранной политической темой, будь это серьезная мысль, шутка, фантазия, игровая комбинация, а также стараются сконцентрироваться на своих телесных реакциях и вербализовать их по мере разработки политической темы. Они не должны ничего стесняться или утаивать, но говорить именно то, что придет в голову вне зависимости от степени уместности, вежливости или политической корректности. Секретарь старается по возможности все это записать. Возможна, а иногда и даже желательна видеозапись. Результаты затем просматриваются, и все, что с очевидностью представляется здравым и рациональным (неважно, насколько правильным), отбрасывается. Остальное попадает (или не попадает) в корзину образов или идей. В любом случае, группа обсуждает то, что находится в этой «корзине» и пытается обнаружить, присутствует ли в обсуждаемом материале какой-нибудь психический стереотип или паттерн. После всего этого группа приступает к «обычному» обсуждению выбранной политической темы, но уже с большим ощущением «правомочности» иметь с ней дело, нежели до своего участия в вышеописанном упражнении. В тех случаях, когда в работе воркшопа принимают участие люди, незнакомые с психотерапией, им дается краткое объяснение сущности контрпереноса.
Этот психологический способ говорить о политическом способствует участию в политике и тех, кто в настоящий момент представляет маргинальные слои: женщины, геи и лесбиянки, члены этнических меньшинств, выходцы из криминальных семей, лица с физическими недостатками, лица, неблагополучные в экономическом отношении, пациенты психиатрических учреждений — все это те люди, чьи субъективные реакции на политику продиктованы их личной судьбой. Они, скорее, последние неиспользованные источники новой энергии и идей в политической и социальной сферах. Люди, напрочь лишенные власти, разумеется нуждаются в определенном виде экономических и финансовых вливаний (трансфузий), которые могут предложить только официальные политики или структуры. Но они могли бы также получить политическую власть в специфической форме, используя, например, те чувства, фантазии, стили поведения и овеществления, которые запрещены и маргинализированы в новейшем современном мире.
В каждом из нас заложен потенциал быть «психотерапевтом общества». Через свою собственную жизнь мы все имеем свои индивидуальные реакции на политику. Нам лишь необходимо подняться на уровень культурного осознания той политики, которую люди носят внутри себя. Каждый человек, проинформированный и вооруженный соответствующей психотерапевтической «амуницией», которая позволит ему извлекать полезное из субъективного, может занять свое место в обществе в качестве «гражданина-психотерапевта».
В атмосфере консультационного кабинета, как мы видим, движение исходит из субъективности психотерапевта и направляется в сторону понимания психической реальности клиента; в мире политики, движение начинается в субъективности гражданина и идет в направлении понимания социальной реальности определенной культуры.
«ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ РАЗЛИЧНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ СЛОЕВ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА: МОДЕЛИ СУБЛИМИНАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ ВЛАСТИТЕЛЕЙ И МАСС В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ»
ВАЩЕНКО Л.Л., КРИВОЧУРОВ В.Н., КРИВОЧУРОВА О.П. (Новосибирск)
Основой психоаналитического подхода к исследованию психологических портретов представителей разных социальных слоев современного российского общества применительно к городу Новосибирску является построение модели состояния их коллективного бессознательного. Лучшей иллюстрацией состояния коллективного бессознательного будут стандартные реакции, которые эти социальные категории массы выдают на организованные властью символические запросы. Речь идет о поколении людей, которым сегодня от 25 до 70 лет.
Так как реакции разных социальных слоев будут отличаться, то для исследования есть необходимость дифференциации общества. Предлагается несколько категорий дифференциации. Важные для нашего исследования можно обозначить следующим образом:
1. естественная дифференциация,
2. дифференциация по социальным слоям,
3. дифференциация по отношению к труду.
Психологическую модель общества можно представить по аналогии со структурной моделью психики индивида. В описании структурной модели главным является разделение на сознательную часть и бессознательную. Кроме этого, структура делится на три составляющие: Ид, Эго и Супер-Эго.
Коллективное бессознательное общества содержательно наполнено представителями разных социальных слоев, но обязательно по естественной дифференциации принадлежащих к массе. Сознательная же часть общества также представлена разными социальными слоями, но по естественной дифференциации она может наполняться только представителями элиты.
Топографически сознательная часть по ареалу проживания тяготеет к административным и культурным центрам Новосибирска, а также к элитным районам и поселкам нашего города. Бессознательная часть Эго и Супер-Эго (масса общества) встречаются в разных местах проживания, так как, не имея сознательной установки на элитарность, мотивации к определенному месту проживания у них нет.
Для Новосибирска, как нам представляется, имеет смысл говорить о постоянном оттоке элиты в Москву и за рубеж, а также о ротации массы в элиту. Это делает общество Новосибирска достаточно специфичным, а динамическое равновесие его трехчленной структуры (Ид, Эго и Супер-Эго) неустойчивым.
Предложенная выше система социальной дифференциации представляется необходимой для разработки концепции сублиминальных (подпороговых) коммуникаций власть-общество.
Далее в докладе представляются исследования состояния структур коллективного бессознательного следующих социальных категорий общества Новосибирска:
— интеллигенция,
— служащие,
— студенты,
— рабочие,
— пенсионеры,
— школьники.