Тезисы докладов Первой российской конференции по прикладному психоанализу (Новосибирск, 7-9 марта 2003 г.)

 

ТЕЗИСЫ ДОКЛАДОВ
ПЕРВОЙ РОССИЙСКОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
ПО ПРИКЛАДНОМУ ПСИХОАНАЛИЗУ

«ПРИКЛАДНОЙ ПСИХОАНАЛИЗ: РОССИЙСКАЯ СУДЬБА»

Медведев В. А. (Санкт-Петербург)

В 20-е годы прошлого века Россия была той единственной страной, где призыв к социальному применению психоаналитического знания и интеграции психоанализа со структурами системы государственного управления, прозвучавший на 5-ом Будапештском конгрессе IPA, был не только услышан, но и в полной мере реализован. Сегодняшняя оценка «социального психоанализа», появившегося и умершего в советской России задолго до фрейдовского призыва к психоаналитически нагруженной «терапии культурных сообществ», может быть уже вполне объективной. Конъюнктура рынка интеллектуальных услуг изменилась и нам больше не нужно козырять самозванным статусом «репрессированного знания» и требовать реабилитации.

Изучение опыта деятельного симбиоза психоанализа с государственными издательскими и просветительскими программами, с системой народного образования детей и взрослых, с пропагандистскими и идеологическими структурами Коминтерна, а также – динамика развития т.н. «латентного советского психоанализа» 50-80-х годов, позволяют сделать следующие выводы:

* Непосредственный союз психоанализа и власти обречен на саморазрушение. Психоанализ – это и есть воплощенная власть над психикой и поведением другого человека и других людей. Он на этом построен и не может идти на компромиссы. Поскольку же еще со времен Платона претензии глубинных психологов на непосредственный социальный контроль не вызывали у власть имущих ничего, кроме возмущенного сопротивления, социально-ориентированный психоанализ должен избрать для доминирования сферу исключительно духовной жизни общества.

* Для того же, чтобы быть услышанными и понятыми массой и ее лидерами нам следует избавиться от родимых пятен своего клинического происхождения. Пребывая в рамках обобщения болезненных фантазий наших пациентов мы вместе с ними откатываемся на обочину социального поля и превращаемся в интеллектуальных и культурных маргиналов.

* Ни в коем случае не стоит идти на поводу у запроса властителей любого ранга, желающих получить от нас некий эффективный и универсальный рычаг реализации любых своих решений и замыслов. Такие рычаги действительно существуют в области сублимального воздействия, но монополию на их применение и контроль над ним нужно удерживать за собою любой ценой. Это вопрос жизни и смерти нашей профессии (достаточно тут сослаться на опыт А.Р.Лурии).

* И еще одну опасность открывает нам история развертывания в России прикладных психоаналитических проектов. Психоанализ живет и воспроизводится до тех пор, пока сохраняет интеллектуальную привлекательность, открывает новые границы миропонимания и самопознания. Для сохранения же этой его гедонистической эвристичности нам стоит иногда забывать о том, что он нас кормит и делать его предметом игры, того самого «веселого хоровода», в который некогда звал всех нас К.Г.Юнг.

Сегодня мы снова живем в постреволюционную эпоху, когда контрреформаторский механизм инстинкта самосохранения, заложенный в каждом социуме, уже отправил на свалку истории иллюзии социальной справедливости и либерализма, с которыми мы поднялись на бой и до основания разрушили привычный жизненный уклад и систему социального контроля над ним.

И в России, и в мире в целом близится к завершению «эпоха больших перемен»; социальные процессы становятся все более вязкими, все больше сопротивляются волюнтаристским попыткам властвования и все нагляднее демонстрируют наличие пока еще не устоявшейся логики собственного имманентного волеизъявления. Для подавления это встречной воли массового сопротивления требуются все более сильные стимулы – вплоть до игры на страхах, порождаемых войнами и террористическими актами. Порождаемых ими и порождающих их. И вот уже новый агрессор рвется к колониальным захватам, а ООН, как некогда Лига Наций, пытается постоянными уступками его умиротворить. Вот уже в пореформенной России провозглашается «приоритет винтовки» и запускается программа глобального перевооружения, принимаемая на фоне голодовок врачей и учителей, которым не выплачивают вовремя их нищенские заплаты.

Прикладной психоанализ – это не панацея от всех социальных болезней, как считал его создатель. Но то, что он реально может выполнить на социальном поле, пора сегодня предъявить и деятельно актуализировать. Сегодня, или уже никогда!

Но для этого всем нам, работающим в этой сфере и накопившим здесь определенный опыт, стоит объединить усилия, чтобы совместно выработать и предъявить потенциальному потребителю следующие новации:

* Новую теорию бессознательного как виртуального поля совокупного сублимального воздействия культурной среды. Времена, когда мы, не вызывая смеха, могли рассуждать об инфантильном травматизме, вытесненных сексуальных желаниях или наследуемых филогенетических схемах, канули в Лету. А спасительная ссылка на сопротивление, которой мы прикрываемся от критики в клинической ситуации, в социальном психоанализе неприменима.

* Новую теорию массы, «информационной массы», опирающуюся не на комментарии З.Фрейда на наблюдения и мысли Г.Лебона, а на современные реалии подключенности массовых реакций к стимульному материалу, транслируемому средствами массовой информации и массовой культурой.

* Новые объяснительные модели (рабочие интерпретации), созданные на основе обобщения и анализа современного опыта социального регулирования.

* Новые методики работы с массой и представителями управленческого сословия (т.е. манипулятивные технологии и процедуры нетерапевтического консалтинга), которые могли бы конкурировать с приходящими ныне в упадок стимульно-рефлективными подходами.

* И, наконец, – фигуру нового специалиста в области, если можно так выразиться, «сублимального менеджмента», способного без применения механизмов идеологического и информационного насилия, в терапевтическом режиме эффективно решать как социально значимые, так и прагматические заказные задачи.

С чего же нужно начать и что нужно сегодня сделать прежде всего?

1) Предъявить прикладной психоанализ как открытое корпоративное сообщество, обладающее не только объяснительной моделью происходящего и методиками несилового социального регулирования, но и совокупной общественно-политической позицией, производной от нашего терапевтического первоистока. Для этого, чисто по-ленински, нам нужно создать и совместно подерживать периодическое общенациональное издание.

2) Сформировать внутрикорпоративные механизмы обучения и контроля, обмена информацией и профессионального общения, т.е. стать профессионалами, возникающими и работающими «без ладана и астральных колокольчиков», опирающихся на отработанные методики и способных предсказуемо достигать поставленных целей. А для этого необходимо объединиться в профессиональную организацию, ставящую и решающую корпоративные задачи.

3) Вернуть в употребление наше главное оружие, при помощи которого психоанализ вообще выжил, окреп и превратился в мощную общественную силу. Я имею в виду отнюдь не его косвенный контроль над социальными процессами посредством выстраивания симбиотических отношений с пациентами, цензовый отбор которых гарантирует их принадлежность к имущественной, а потому – властвующей элите. Речь идет о другом – об очаровании интерпретаций, о виртуозно сплетенном кружеве парадоксальных объяснительных моделей, которые в привычном обнаруживают необычное, в обыденном опыте открывают бездонную глубину, таят в себе и очарование тайны и коварство интеллектуальной западни. Современные операционалистские концепции (типа теории объектных отношений или же – теории Самости) убили в психоанализе его живую душу. Что ж – будем оживлять! Короче – приглашаю всех к участию в проекте «Russian Imago».

 

«ПОНЯТИЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ МАССЫ И МЕТОДИКИ МЕДИА-МАНИПУЛИРОВАНИЯ»

Медведев В. А. (Санкт-Петербург)

Психоаналитическая теория массы и массообразования как особо рода измененного состояния индивидуальной психики, вызванного непосредственным или опосредованным подключением индивида к эмоциям и интересам большой группы (массы, толпы) людей, была, как известно, разработана Фрейдом в реактивном режиме. Он бросился отстаивать свой приоритет в области теории бессознательного, явно возбудившись от рассуждений Гюстава Лебона о роли бессознательных детерминант в психической жизни народов и масс. В биографии Фрейда этот эпизод явным образом повторил ситуацию старого спора с Пьером Жане о приоритете авторства психоанализа как такового. И вот опять очередной «французишка» посягает на его право считаться и реально быть отцом теории бессознательного!

Именно по этой причине фрейдовская психология масс была изложена в столь сумбурной форме (я имею в виду книгу «Массовая психология и анализ человеческого Я», 1920) и в явном стремлении переписать чужую книгу, приписав себе ее основные выводы. Не совсем уместной оказалась попытка обозначить свой приоритет ссылками на теорию первобытной орды и скрепляющий ее «миф об отцеубийстве», разработанные Фрейдом еще до войны. Пришлось ему сместить реанимированную, но так не вписавшуюся в контекст изложения, теорию орды в приложение и ограничиться критическим комментарием к чужому тексту.

К сожалению, этот комментарий – это все, что мы имеем в нашем психоаналитическом арсенале, приступая к анализу массовой психики и выстраивая методики управления ею. И потому здесь, как нигде больше в пределах психоаналитической теории, оказались возможны новаторские попытки дополнить фрейдовское учение о массообразовании более систематичными и более пригодными для практического приложения концептуальными конструкциями.

В результате мы сегодня имеем:

* Инфантильную модель массы, описывающую ее поведение в терминологии психосексуального развития.

* Архаическую модель массы, выстроенную по аналогии массовой психики с психикой примитивного дикаря.

* Невротическую модель массы, позволяющую на основании фрейдовской же гипотезы об имманентной «психопатологии культурных сообществ» выстроить диагностику массовых реакций.

* Аффективную модель массы, при помощи которой выстраивается своего рода «канализация» массовых страхов и привязанных к ним реактивных образований.

* Идеологическую модель массы, которая опиралась на теорию массовых иллюзий, в пределах которой объяснялись и моделировались любые формы идеологической работы с массами.

Последовательная смена этих моделей позволяла от примитивных схем, описывающих оральные, анальные и генитальные аспекты массового поведения и массовых экспектаций, постепенно перейти к сложной и многоуровневой теоретической схеме, обладающей весьма солидной объяснительной мощью.

Но вот в самом конце XX века перестроечные процессы в СССР и кризис либеральных иллюзий в западной цивилизации ознаменовали конец эпохи идеологического контроля над массами. Наступила эра масскульта и массмедиа. То, что ранее оценивалось лишь в качестве символического фона самореализации массовых иллюзий, превратилось в ведущий фактор воздействия на массу. Информационные потоки, организуемые средствами массовой информации, стандарты и модели эмоциональных реакций массы, формируемые и транслируемые массовой культурой, формируют массовую психику напрямую, практически не опираясь на архаические, инфантильные и невротические ее предрасположенности.

На подобного рода запрос времени прикладной психоанализ должен ответить новой концептуальной моделью, описывающей генезис и функционирование того, что я пока условно обозначил как «информационная масса». Эта новация позволяет описать и смоделировать для дальнейшей интервенции ту ситуацию, которую описал некогда все тот же Лебон, отметивший, что для появления массовых реакций совсем не обязательно реально объединять людей в толпы. Достаточно внедрить в душу каждого из них единые идеи и единые эмоции. А для этого как раз и существуют современные коммуникационные каналы, формируя содержание которых, организуя и снимая искусственные барьеры на пути реализации воздействия которых и стимулируя продуцируемые ими реактивные выплески массовых реакций как раз и можно осуществлять то, что может быть названо «медиа-манипулированием».

 

Дискуссия (круглый стол) по обучению специалистов по прикладным психоаналитическим технологиям:

Медведев В. А. (Санкт-Петербург), Белокоскова Е. В. (Москва)

* «Прикладной психоаналитик» – это не профессия. И это не может стать профессией (достаточно представить эти слова на своей визитной карточке). Это мировоззренческая ориентация и методическая платформа профессиональной деятельности представителей целого «куста» специальностей: от менеджеров-управленцев и специалистов по связям с общественностью (менеджеров по коммуникациям) до политконсультантов и педагогов-психологов.

* Прикладные психоаналитические методики не должны разделить судьбу клинических, т.е. замкнуться в идейной и методической самоизоляции от деятельности профессионального сообщества коллег.

* Подготовка по прикладным психоаналитическим методикам может быть только интегрированной в профессиональную подготовку и переподготовку специалистов профильных специальностей.

* Подготовка эта может быть только междисциплинарной и «пограничной» в хорошем смысле этого слова, т.е. выстраивать манипулятивные и консалтинговые технологии на фундаменте глубинной психологии, психофизиологии, культурологии и мифологии, социологии и теории коммуникации.

* Не стоит открывать велосипеда – современный менеджмент и маркетинг, традиционное политконсультирование и бизнесконсультирование уже существуют. Но на этот велосипед можно приладить психоаналитический моторчик и резко вырваться вперед!

* Прикладная психоаналитическая подготовка и переподготовка специалистов не совместима с клинической и по набору дисциплин, и по стилю преподавания, и по особенностям персонального тренинга.

* Специализированная подготовка и переподготовка специалистов по прикладному психоанализу реальна лишь в симбиозе с профильными высшими учебными заведениями (в составе часов специализированной подготовки), а также – профильными структурами, доминирующими на рынке консалтинговых и манипулятивных услуг.

* Распыленность такой подготовки и переподготовки требует решения ряда предварительных задач и, прежде всего, – выработки Стандарта подготовки и переподготовки специалиста подобного рода, процедуры и условий его аккредитации и сертификации.

 

«КРИЗИС ГЕНДЕРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА КАК ВЕРОЯТНОСТЬ МАТРИАРХАЛЬНОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ»

Цельмина М. В. (Новосибирск)

Каждый индивид развивается как представитель конкретного пола. Всегда ли этот процесс протекает гладко и беспроблемно? Как гендерное развитие индивида соотносится с процессом его индивидуализированного, психологического развития? Какие факторы влияют на формирования гендерной идентичности в современном обществе? Какие, в связи с эти, намечаются тенденции в развитии общества?

Формирование полоролевой идентичности у мальчика во многом, если не почти во всем, зависит от особенностей отношения не столько с отцом, но и с матерью, и в связи с этим со стабильным состоянием женской идентичности. Нарушения женской идентичности особым образом сказываются на развитии идентичности сына. Особенности доэдипальных отношений матери и сына, где мать является первым объектом для идентификации, вынужденно формируют первичную женскую идентичность у ребенка.

Однако, когда любая мать, априори, продемонстрирует сыну его отличие от женщины, происходит бессознательное крушение иллюзии первичной женской идентичности у сына, а это не столько потеря женской идентичности, сколько потеря себя собственного, еще тонкого нестабильного «Я». Такая «кастрирующая» ситуация навсегда поселит у мальчика бессознательное ощущение ущербности, и отношение к матери как устрашающей, всемогущей, фобийной. Проекция же матери своей нарушенной полоролевой идентичности, как страх обнаружить в нем свою нарушенную женственность, а значит, ожидание от сына мужского отношения к ней, становится в таком случае еще одним дополнительным моментом «какстрации» ею первичной, базовой женской составляющей у сына.

В связи с этим мальчик совершает вынужденный «побег» в эдипальные отношения для приобретения «второго пола». Но в ситуации маскулинной матери и фемининного отца нарушение формирования мужской идентичности у сына появляется как результат «кастрации» женской составляющей и у отца и у сына. В результате ребенок проецирует на женщин исключительность, где идеализация становится защитой от фобийного страха перед исключительной «страшной» фигурой матери, а проекция матерью своей собственной женской недостаточности на мужчин провоцирует у мужчин проекции идеализации по отношению к женщинам.

Следствием таких моментов является фобийное желание мужчин идентифицироваться с женщиной и вероятность формирования, в связи с этим, фемининного пути развития.

Таким образом, перспектива матриархального развития общества обуславливается двумя составляющими: а) женщина – мощная, тотальная фигура, способная давать и отнимать самое стабильное и надежное в жизни; б) мужчина с тенденцией феминизации (отрабатывание фобийного страха перед кастрирующей фигурой). В случае отцовства, такой мужчина склонен к воспитанию своего сына по образу и подобию своих же проекций, по принципу проективной идентификации. А это означает для мальчика затруднение в поиске мужской идентичности.

В связи с вышеизложенным, выделяются две стратегии поведения мужчины в обществе: 1) активная социальная позиция мужчины как компенсация «кастрации» первичной женской идентификации, а значит включение в женскую область, как составляющую матриархального пути развития по принципу протеста; 2) фемининная, как следствие фобийной идентификации с женщиной-матерью и невозможность приобретения «второго мужского пола», а значит пассивное, подчиненное включение в матриархальный путь развития.

Рост нарушенной мужской идентичности является следствием не только нарушенной гендерной идентичности современного Российского общества, но и следствием стабильной женской идентичности. Таким образом, причина тенденций матриархального пути развития Российского общества лежит в области женской составляющей и это, в некоторой степени, находится в независимости от достигнутой или недостигнутой женской идентичности. Однако именно кризис женской идентичности напрямую или опосредованно может провоцировать феминизацию общества и, как следствие, матриархальные тенденции в его геополитическом развитии.

 

«ПСИХОАНАЛИЗ В ПОИСКАХ ЖЕНСТВЕННОСТИ»

Белокоскова Е. В. (Москва)

Фрейд в 1905 году впервые описал стадии психосексуального развития и развил идеи о психологическом объяснении различных половых характеристик. Классический психоанализ утверждает, что «анатомия это судьба» и рассматривает мироощущение девочки, как уже кастрированного (по сравнению с мальчиком) существа. Зависть к пенису неизбежно сопутствует и структурирует все последующее развитие девочки. Женственность в такой парадигме — это покалеченная мужественность. Фрейд утверждал, что существует две трудности в развитии девочки – смена органа возбуждения с клитора на вагину и двойная смена объекта. По мере развития женщина должна отказаться от мужских тенденций и преодолеть их. Ее развитие в старой традиции представлялось как дилемма: или женственность или мужественность.

Положительное разрешение Эдипова комплекса приводит к тому, что все либидинозные влечения собираются под первенство гениталий. Более поздние психоаналитические теории, касающиеся “первенства гениталий”, определяемого как способность к коитусу и оргазму, не считают его эквивалентом сексуальной зрелости или даже представляющим относительно продвинутое психосексуальное развитие.

Начиная с 70-х годов ХХ века, стало невозможно утверждать, что женственность достигается только путем преодоления маскулинных черт. Современные психоаналитики утверждают, что женщина может иметь стабильную половую идентичность, сочетающую в себе две линии полового развития. При этом мужская линия может быть частью и даже усиливать женскую линию.

Женщины, сдерживаемые в осознании своих гениталий, медленнее интегрируют полные генитальные отношения в контекст любовных отношений. Недостаточная стимуляция генитального эротизма дочери, которое связано с кастрационными запретами культуры подавляет психосексуальное развитие маленьких девочек. Путь женского сексуального развития требует большей отваги по сравнению с путем мальчиков, чьи мужские гениталии стимулируются по разным причинам обоими родителями. С этим связана распространенность различных мазохистических паттернов поведения у женщин.

Гомосексуальные влечения также вносят вклад в развитие женщины – девочка оставляет желание обладать женщиной, ради того, чтобы быть ею. В итоге интеграция мужских и женских элементов является необходимым элементом современного представления о женственности.

Понятие «женственность» в современном психоанализе объединяет в себе такие понятия как: полоролевая идентичность, врожденные биологические особенности, ранние объектные отношения, типы тревоги, специфические психологические установки и способы межличностного поведения, доминирующий выбор объекта и степень сексуального желания.

 

«СИНЕРГЕТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ»

Букина Е. Я. (Новосибирск)

Психоаналитическую систему или психоаналитический процесс, состоящий из микро- и макроэлементов, можно описать разными способами, используя тот или иной подход. Представляется целесообразным и плодотворным посмотреть на психоаналитическую систему (Р-систему) с синергетической точки зрения.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

обосновывается тезис о необходимости синтеза научного знания с целью дальнейшего изучения существенно нелинейных, неравновесных психоаналитических систем и протекающих в них процессов самоорганизации.

доказывается, что процессы в психоаналитических системах носят самоорганизующийся характер, а известные модели синергетики весьма адекватно отражают процессы в психоаналитических системах в целом.

исследуется возможность искусственной инициации процессов самоорганизации в психоаналитических системах, позволяющая максимизировать/минимизировать синергетические эффекты в последних обосновывается трактовка систем «аналитик-анализируемый» как подсистемы самоорганизующихся систем и предлагаются классификационные признаки P-систем.

Обозначим систему «аналитик-анализируемый» как Р-систему, которая является подклассом S-систем ( P € S ). К основным, характерным чертам Р-систем, позволяющим выделить их в отдельный подкласс S-систем, можно отнести: начальным состоянием системы является хаос; система относится к классу интеллектуальных систем; определяющим параметром порядка системы выступает аналитик; модели Р-систем в большей части носят эмпирический характер; отсутствие формализованного общепринятого языка описания модели Р-систем.

Были выделены лишь специфические для Р-систем черты, общие же характеристики приводятся в специальной научной литературе. Сделанный вывод о возможности классификации Р-систем, как подсистем S-систем позволяет использовать для исследования психоаналитических систем аппарат синергетики. Данные утверждения по поводу классификации носят гипотетический характер и требуют, возможно, дальнейших уточнений в рамках исследования Р-систем. Однако представляется бесспорным тот факт, что система «аналитик-анализируемый» — самоорганизующаяся система. Принятый нами способ исследования является в основном феноменологическим, и, тем не менее, данное гипотетическое предположение может служить первым шагом к построению более адекватной схемы эволюции Р-систем.

 

«ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ШКОЛА КАК ВЗРОСЛЫЙ РЕБЕНОК. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ МЕТАФОРА»

О. Г. Ефименко, А. А. Хван (Новокузнецк)

Кузбасская государственная педагогическая академия

Современную провинциальную школу можно рассматривать как некое обобщенное человеческое существо, взрослого по возрасту, но ребенка по психологии. Иллюстрации этого тезиса посвящена настоящая работа.

Рассмотрены наиболее типичные характеристики психологии ребенка различного возраста и сопоставлены с особенностями реального поведения деятелей образования. В качестве эмпирического материала использованы данные контакт-анализа высказываний, публикаций, официальных документов, наблюдения.

Установлено, что для деятелей практического образования типичны эгоцентрическая речь, пренебрежение различиями тезаурусов, смыслового наполнения понятий, активное использование терминов, смысл и значение которых им самим не вполне ясен, нарушения причинно-следственных связей. Другими словами мы видим типичные психологические характеристики дошкольного и младшего школьного возраста. Для подростка характерны реакции группирования с себе подобными, быстрая смена увлечений и стремление быть похожим на взрослых. Практически одни и те же люди прошли через такие массовые увлечения последних лет как развивающее обучение, методология и строительство гимназий, психология и валеология в школе и т.д. ближайшим “взрослым” для школы являются ВУЗ, поэтому в школе появляются кафедры, “пары”-лекции, предметы из курса высшей школы и т.д.

Школа как подросток колеблется между индентификацией собственного «Я» и ролевой путаницей (Э.Эриксон). Школа должна объединить в единое целое свое столь многоликое и противоречивое «Я», осмыслить себя, связать с прошлым и спроецировать на будущее. При удачном протекании кризиса подросткового возраста у школы сформируется чувство идентичности, при неблагоприятном — спутанная, неполная, деформированная идентичность, сопряженная с мучительными сомнениями относительно себя, своего места в обществе, жизненных перспектив.

Изложенные материалы позволяют рассматривать современную провинциальную школу как ребенка, находящегося одновременно на разных стадиях развития: раннее детство, дошкольное детство, отрочество, юность. Такое смешение разных стадий позволяет интерпретировать школу как ребенка, переживающего кризис подросткового возраста, причем этот кризис разрешается скорее в пользу негативного, чем позитивного исхода. Представляется, что предложенная метафора позволяет несколько по-другому взглянуть на природу современного образования и понять, почему реформа школы идет так долго и с такими издержками.

 

«ХАТХА-ЙОГА КАК БУДУЩИЙ ФЕНОМЕН НЕВОСТОЧНОЙ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ»

Хандогин В. А. (Новосибирск)

Современные системы телесноориентированного психотренинга, ассоциирующие себя с индийской хатха-йогой, находятся на подъеме своего развития и популярности среди наиболее активной части нашего общества. Однако перспективы духовного самоисследования и самоизменения остаются пока не выясненными. Тому есть много причин, которые пока не поняты и не приняты как составная часть йогического мировоззрения не на Востоке.

Самое значительное влияние имеют следующие проблемы:

— История хатха-йоги в Индии.

— Преемственность Восточной традиции в нашей культуре.

— Специфические особенности Восточного и Российского психологических типов личности и их влияние на выбор безопасной стратегии самоизменений в хатха-йоге.

— Возможные отдаленные соматические, психические и духовные последствия и осложнения в конкретной и неконкретной практике.

— Закономерности оптимальной групповой и индивидуальной практики.

— Роль группового лидера.

Наиболее подходящим для исследования внутренних аспектов этих тем является язык психоанализа, конструкты и метафоры которого уже стали неотъемлемой частью нашей культуры.

Последовательное выделение и интерпретация привычного психического содержания позволит обрести новый образ древней традиции, адекватной нашей культуре. Однако в этой области насущных вопросов пока значительно больше, чем ответов на них.

Но каждый надежный ответ будет иметь огромное значение, так как позволит сдвигать баланс от загадочных «перспектив духовного роста» в сторону реальности феномена духа.

 

«МАССОВАЯ ПСИХОЛОГИЯ И АНАЛИЗ СОПРОТИВЛЕНИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ»

Благовещенский Н. А. , СПбГУ, ИПИС (Санкт-Петербург)

Следуя старой структуралистской традиции выделять схожие структуры в различных системах, мы можем исследовать группу, или, если воспользоваться терминологией, более принятой в психоанализе, массу, как «чудище обло» — одну большую интегральную личность. Эта личность, как макросистема, обладает структурой и топикой, такой же, как и личность индивидуальная, то есть микросистема: массовым сознанием, массовым бессознательным, массовыми Эго, Ид, Супер-Эго, идентичностью, отношением к объектам и самостью (self). Согласно с таким подходом, примененным еще Фрейдом, я предлагаю рассмотреть бессознательное сопротивление идентичности в массовых (групповых) процессах, как аналогичное описанному Эриком Эриксоном сопротивлению идентичности пациента в ходе индивидуального клинического анализа.

В качестве одного из примеров такого массового сопротивления идентичности я привожу педагогическую ситуацию. Другой пример — из сферы глубинной психологии рекламного бизнеса. Наконец, третий пример — интерпретация современной российской политической ситуации. В своем докладе я предлагаю некоторые формы работы с массовыми сопротивлениями идентичности.

 

«ИСТОРИЯ НЕ ПРО НАС»

Машовец М. Д. (Санкт-Петербург)

В работе сделана попытка оценить влияние Великой Отечественной войны на представителей второго послевоенного поколения (наших 30-40-летних современников). Основные затрагиваемые темы сводятся к следующим тезисам:

Отсутствие психоаналитических исследований воздействия Великой Отечественной войны – отражение силы травмы и особенности защит от нее: изоляция, отрицание. Внутренний аспект: невозможность вербализовать пережитый опыт (спектр защит от диссоциации до вытеснения). Внешний аспект: специфическая советская идеология, продуманно подкреплявшая примитивные защиты (отрицание, отречение). Результирующая реакция нынешнего взрослого поколения: «При чем тут мы?» (непонимание и/или нежелание знать, что обширные психотравмы получили опорные фигуры: родители, бабушки).

Существующие европейские исследования проблематики послевоенного поколения выводят на первый план трудности с сепарацией, агрессией, идентичностью. Однако, послевоенным поколением в этих работах считаются те, кто родился вскоре после войны.

1. Назовем довоенным поколением тех, кто к началу войны был взрослым, военным поколением тех, для кого война пришлась на период детства (от рождения до 10-12 лет), и вторым поколением тех, чьи родители оказались военными детьми (т.е. тех, кто чаще всего оказывается среди наших пациентов – нынешних 30-40-летних).

Очевидно, что всилу особенностей детской психики, травматизация военного поколения иная, чем довоенного. Соответственно, проблемы второго поколения будут отличны от описанных в европейских исследованиях. Если представить степень травматизации военного поколения в виде спектра, на одном конце которого будут наиболее ужасные травмы (участие в военных действиях, опыт концлагеря, потери семьи, блокады), а на другом сравнительно легкие переживания (эвакуация вместе с матерью, полуголодное, но безопасное существование), то и тяжесть удара по второму поколению будет различна.

2. Итак, нарушения у второго поколения. (в докладе обсуждаются наиболее подробно):

Военное поколение не имело опыта нормального контакта со своими родителями, и опыта нормального детства. Варианты их взаимодействия со своими детьми (вторым поколением):

* требование к своим детям принять родительскую роль;

* устранение от воспитания (пациентов воспитывали бабушки).

Последствия для второго поколения: пограничная организация личности как наихудший вариант (сильно травмированные родители создают у своих детей сепарационные проблемы, расщепление, диффузную идентичность). Эдипова идентификация с бабушкой как с материнской фигурой: отсутствие эротической привлекательности, «бесполость», фантазии о старости и смерти. Неумение второго поколения быть «родителями» (а только «бабушками»).

Побочная гипотеза: выбор «помогающих» профессий (в частности – аналитика) как «фантазия о спасении родителей».

3. Дополнительные сложности при прохождении эдиповой фазы: отсутствие мужской фигуры. Причины: реальная половая диспропорция в послевоенные годы; уничтожение «мужественности», «активности» в советском государстве; сепарационные проблемы матерей военного поколения (поддерживая связь с ребенком, женщина «выбирает» сына, а не мужа, и мальчику не нужно «соревноваться»).

4. Гипотеза: идентифицируясь с неким сообществом, человек автоматически принимает фантазийные проблемы этого сообщества (кошмары пациентов: «я – ленинградка» – преследующие сны о гибели в блокаду; «я – еврейка» – преследующие сны о концентрационных лагерях). Это уже не опыт собственной семьи, а более общие филогенетические проблемы.

5. «Зеркальная», по отношению к обсуждаемой выше, ситуация: «эксплуатация» пациентом реальной известной ему военной истории семьи или сообщества с целью создания объяснительной модели своих невротических проблем, т.е. фантазия как симптом: «я такой голодный потому что пережил блокаду» – уход от онтогенетической проблематики.

Таким образом, современное нам поколение 30-40-летних россиян, предположительно имеет набор типичных проблем, которые не могут быть поняты в рамках классических теорий развития, а обусловлены реальным травматическим опытом их родителей.

 

«О ПОЗИЦИОНИРОВАНИИ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ПСИХОАНАЛИЗЕ»

Сорокин Д. В., Дьяконова И. В., (Москва)

У любого явления есть своя история рождения и развития. С того момента, когда Фрейд предложил стройную теорию о наличии бессознательных явлений в психике, оттолкнувшись от клинических фактов, и задал вопрос «почему?», он положил начало исследованию процесса мотивации для тех, кто в дальнейшем, так или иначе, будет причастен к этому вопросу. Так зарождалось психоаналитическое движение.

Россия приобщалась к психоанализу по-особому. Как и на этапе развития, так и сейчас присутствуют идейные споры. В России психоанализ прошел и пережил разные зигзаги своего развития. Как сегодня участники Российского психоаналитического движения представляют и преподносят себя, как позиционируют по отношению к профессиональному окружению, своим предшественникам, международному психоаналитическому сообществу? Какие глубинные мотивы лежат под манифестным уровнем того или иного варианта позиционирования? Размышления над этими вопросами представлены в докладе в виде краткого прикладного психоаналитического исследования. Выделенные авторами типичные виды позиционирования: сиротское, наследное и маскирующее, описываются и характеризуются с точки зрения психического конфликта.

Представленные позиционирования сравниваются по конструктивности и деструктивности воздействия на процессы в психоаналитическом сообществе и на профессиональный рост позиционера. В докладе так же сообщаются некоторые сведения о профессиональной деятельности отечественных психоаналитиков в 60-80 годы XX века, вопреки известному мнению, что в эти годы психоанализа в стране не было.

 

«ПРИКЛАДНОЙ ПСИХОАНАЛИЗ НА РЫНКЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ УСЛУГ»

Дубейковская Я. С. (Москва)

Нестандартизированность сегодняшнего рынка интеллектуальных услуг. В нем есть достаточное пространство для внедрения прикладного психоанализа и в то же время упорядочен в той степени, чтобы психоаналитически ориентированные его субъекты могли оттолкнуться от сложившейся практики и определить свою специфическую нишу. Факторы рынка: динамика возникновение и исчезновение ниш, тектонические процессы, которые пока еще не привели к возникновению материков, неустойчивый социальный контекст, отсутствие параметра длительности социальных проектов, персоналистичность практик.

Иллюзорность того, что образовательные программы являются продвижения прикладного психоанализа, это необходимая работа создания смыслового поля, но не практических психоаналитических подходов.

Заимствования на рынке интеллектуальных услуг и вопрос аутентичности психоаналитического подхода. Терапевтичность и рынок.

Клиенты и операторы рынка прикладного психоанализа. Корпоративность как качество клиента. Двуплановость работы: персона и ее проект, элита и масса. Варианты институциализации: в рамках компании, проекта, индивидуальное консультирование, работа «под прикрытием». Психоаналитическая поговорка – «Два мира — Два детства».

Ключевые содержания психоаналитической компетенции: агрессия, чувство вины, проективность массового сознания, компенсаторность социального действия.

Прикладной психоанализ как язык, как коммуникация, как диагностический и прогностический подход. Психоаналитический язык вызывает тревожность, регресс и потребность в идентификации. Эффективность психоаналитической коммуникации. Точность диагностирования и трудности трансляции результатов работы. Ретроспективность психоаналитического подхода и необходимость прогностических результатов.

Возможность представить устойчивые формы практики. Создание технологии психоаналитической корпоративной диагностики и корпоративной терапии. Движение в смысле каноничности к клиническому психоанализу в работе с клиентом. Формирование самостоятельной ниши на рынке интеллектуальных услуг.

Психоанализ – страшная сила в смысле силы страха, который несет в себе это направление для сегодняшней клиентуры. Сферы сегодняшнего применения прикладного психоанализа и основные проблемы.

Бизнес: Работа с первыми лицами и управление персоналом. Метафизика денег. Деньги как квинтэссенция чувств. Бессознательные эквиваленты основных кадровых процедур. Симптоматика производственных ритуалов и отношений. Корректировка корпоративности: ритуалы разрядки агрессивности.

Политика: Становление, поддержание, сопровождение клиента в экстремальных ситуациях. Работа с массовым сознанием в ходе избирательных кампаний и текущей деятельности. Усатие в социальном проектировании и социальном действии. Ритуалы массового отреагирования агрессии и чувства вины. Безобъектность власти. Работа с персонами, которые реализуют нестандартные проекты, психоанализ как прорывная технология, в особо трудных условиях.

Лидер — публичная одномерность, отцовство, доминирование принципа удовольствия, сложный невротический контур, огромные массивы вытеснения.

Психоаналитическая компенсация в индивидуальной работе с политиком: восстановление целостности, реалистичность, снятие тревожности, поддержание семейных сценариев.

Связи с общественностью, реклама: Агентство как психоаналитическая инстанция: диагностика, бессознательные мотивации бессознательный месседж, образы, содержание. Формирование репутации, и ее психодинамическая сущность.

Каким психоанализом мы занимаемся?

Вызовы психоанализа «с отыгрыванием». Коренная профессиональная проблема: терапевтический принцип не навреди и жесткость рынка. Стандарты рынка в противоречии с личностью. Временные параметры проектов и скорость психодинамики. Профессиональные комплесы консультантов. Развивается ли прикладной психоанализ в формате аналитик – клиент? Кто или что является объектом прикладного психоанализа.

Психонаналитичекий бренд как способ регрессивно фобической прелюдии к работе с клиентом.

Метафизика слова и действия, где их водораздел и взаимопереход, практичность слова, проблема результативности прикладной работы в психоанализе. Возможна ли, и необходима ли девербализация психоанализа?

Реабилитация фактора чувств во всех социальных практиках.

Возможность психоаналитически ориентированных социальных проектов социальная симптоматика и психоаналитически ориентированная социальна терапия.

Субъектность психоаналитического сообщества, осознание желаний и миссии. Институциализация и коммуникации в сообществе самопиар, результат.

Институциализация снимает изначальную тревожность, задает другой масштаб прикладной психоаналитической практике.

Пока наиболее адекватным рецептом работы в рамках прикладного психоанализа сегодня является: «быть психоаналитиком в любой деятельности».

 

«НОВЕЙШАЯ МИФОЛОГИЯ. ПРЕДЧУВСТВИЕ СИМБИОЗА»

Федчук А. В. (Новосибирск)

Книга Паршева — как исследование на стыке истории, экономики и политики, посвященное вопросу интеграции России в глобальную экономику. Основные тезисы книги – экономическая ситуация в стране сегодня является катастрофической и это напрямую связано с интеграцией в мировую экономику; дальнейшая интеграция смертельна для России, как целостного государства.

Неадекватность популярности книги при учете предмета исследования.

Две версии: книга есть новый эсхатологический миф, который востребован массой сегодня; книга есть предупреждение, которое народ – невротик, влекомый стремлением к смерти не допускает к осознанию.

Характерные особенности российской массы. Сильная фиксация на ранних оральных переживаниях, связанных с травмой «орального отказа» и материнской депривации. Постоянно повторяющийся цикл в российской истории: симбиоз – накопление орального упрека – неудачная попытка сепарации – возврат в симбиоз.

Соответствие сегодняшней ситуации стадии непосредственно предшествующей возврату к симбиотическому слиянию. Книга Паршева — прообраз новой российской мифологии, «обслуживающей» идею возврата в симбиоз.

Направленость официальной политики в сторону избавления российской массы от черт орально-симбиотического характера и анальной продуктивности, а также в сторону формирования анально – накопительных черт характера.

Доводы в пользу сохранения «русскости» российской массы, как необходимого условия экономической конкурентоспособности страны.

Необходимость разработки собственных инструментов формирования массового сознания.

 

«ПСИХОДИНАМИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ АССЕРТИВНОСТИ»

Брусова Л. И. (Новокузнецк)

Существует много очевидных параметров, отличающих одного человека от другого, например, рост, вес, цвет волос. Но имеются два наиболее значимых, на которые люди обращают внимание в первую очередь, которые более всего важны для Я-концепций и социальных взаимоотношений, — это расовая принадлежность и в особенности пол..

Изучение гендерных различий наиболее активно проводилось с 70-х годов ХХ столетия. Многие исследователи выявили гендерные различия, которые оказались не менее важны, чем поведенческие. Понятие “психология женщины” не является однородным, помимо личностных, индивидуально-психологических качеств обусловленных гендерной ролью, ряд свойств является культурно обусловленным, зависимым от уровня образования и профессиональной направленности интересов.

В условиях тоталитарных режимов отношение к женщине оказывалось подчиненным четко проявляющемуся стремлению осуществить как можно более полный контроль над различными слоями общества и, прежде всего над подрастающим поколением. В этом процессе женщины рассматривались в качестве важных «приводных ремней» функционирующих механизмов государственной или партийной идеологии. Естественно, разные системы вносили свою специфику, обусловленную общим исходным культурным уровнем населения, приверженностью к тем или иным предрассудкам и мифам.

Не все семейные структуры в условиях тоталитарных режимов воспринимали идеологическое давление без всякого сопротивления. В условиях бывшего СССР, например, наиболее устойчивыми являлись в течение длительного времени крестьянские семьи, что было обусловлено, в частности, меньшим влиянием молодежных организаций, меньшим проникновением унифицированных средств массовой информации, по сравнению с семьями, проживающими в городе.

Анализ положения в 30-е годы показывает, что достаточно популярный в дореволюционной России имидж женщины-революционерки после 1917 г. постепенно отступает на второй план. Одновременно вопросы пола, сексуальные проблемы становятся табу, к ним исподволь воспитывается отношение как к чему-то неприличному, постыдному. Отмечается явное стремление к изоляции детей от родителей, отражающее, очевидно, недоверие к семье, которая учитывается в качестве значительной силы, потенциально способной сопротивляться политической индоктринации.

А. В. Луначарский считал, что главное сейчас отторгнуть семью и освободить женщину от заботы о детях… у нас есть хорошо оборудованные квартиры для детей …родители по своей воле будут посылать детей в эти квартиры, и они будут находиться там под наблюдением обученного педагогического и медицинского персонала. Нет сомнения, что выражения «мои родители» или «наши дети» постепенно перестанут употребляться и будут, заменены понятиями «старые люди», «взрослые», «дети», «младенчество» и т. д.

В произведениях литературы, в искусстве, театре, кино создаются образы положительных героев и героинь, являющихся носителями идеологических штампов. Понятие «гражданственность» противопоставляется индивидуализму, последний вообще становится бранным словом. Пропагандируется образ спартанской, физически сильной, идеологически бескомпромиссной и целеустремленной женщины, по сути дела, лишенной женственности, антиэротичной, стерильной; постоянно декларируется тезис о «равенстве» женщин с мужчинами, но это равенство на практике во многом сводится к санкционированию выполнения женщинами тяжелой физической работы на производстве, в сельском хозяйстве, Героини труда, например, трактористки, представляются в качестве образцов для всенародного подражания.

Появление понятия «ассертивная женщина» отражало большие изменения, происходящие в обществе, в процессе которых женщины всех возрастных групп, разного уровня жизни, политических взглядов и профессий начали осознавать себя психологически и социально независимыми, способными постоять за себя, не испытывая при этом никакого чувства вины, не нуждаясь в необходимости извиняться перед кем-либо за выражение своей личной свободы.

 

«ВИДИМАЯ МЫСЛЬ. ПСИХОАНАЛИЗ ЖИВОПИСИ»

Гаранина О. Н. (Новосибирск)

Леонардо да Винчи доказал, что живопись превыше всех искусств, потому что она обращается к самому благородному и божественному из наших органов – глазу.

Но живопись обращается не только к нашим глазам, но и к нашим чувствам.

Психоанализ возник на рубеже 19 и 20 столетий. За вековую историю своего развития он пережил взлеты и падения, запрещение и возрождение. В наше время его влияние на общественное и индивидуальное сознание, философию, медицину, а также искусство оказалось столь значительным, что он стал неотъемлимой частью современной культуры. Он влился в нее, так же как и культура влилась в психоанализ.

Данная работа посвящена исследованию творчества художника при помощи психоаналитического метода.

Человек видит то, что хочет видеть. Призраки никак не могут отпустить художника, и он каждый раз снова и снова вступает с ними в отношения, пытаясь разобраться в первую очередь со своими чувствами.

Художник – это особая личность, некий сейсмограф эпохи, чувствительность которого заставляет его более остро, тонко ощущать конфликты культуры и нередко приводит его не только к бегству в алкоголизм, но даже к безумию. Но, если невротик переселяется в нереальный мир фантазий, грез и маний, то художник, благодаря своей высокоразвитой способности к сублимации, переключает энергию низших влечений на художественную деятельность и устанавливает связь мира своих фантазий с реальным миром.

В данной работе акцент ставится на том, что психоанализ является основным методом, который помогает зрителю понять раскрыть тайну искусства, раскрывая побудительные мотивы и механизмы художественного творчества.

 

«ИДЕНТИЧНОСТЬ СРЕДНЕГО КЛАССА В РОССИИ»

Гукасова К. Д. (Москва)

Притча и мифотворчество — не новый жанр для психоаналитического исследования. Социологи считают, что поиски идеала — это специфика переходного, иначе — трансформирующегося общества. И именно таким является в настоящее время общество России. Арлоу (1961 год) определил мифа как разделяемую рядом людей фантазию, служащую множественным целям удовлетворения инстинктов, защиты и адаптации группы и ее членов.

В докладе рассматриваются возможные предпосылки формирования одного из «современных мифов» — «Среднего класса в России». От анализа различных источников, статей, публикаций автор переходит к исследованию предмета – идентификации представителя социальной группы нашего общества как «среднего русского» — с точки зрения анализа возможного конфликта и динамики конфликта.

 

«ПСИХО@НАЛИЗ.RU»

Голгофская И. Г. (Новосибирск)

Философски-аналитическое осмысление пути и закономерностей развития психоанализа. Попытка приложения психоаналитического дискурса к самому психоанализу является не вопросом истории, а вопросом о сущности, который (по Хайдеггеру) <просыпается тогда, когда-то, о сущности чего спрашивается, затемнилось, запуталось:>.

Взгляд на психоанализ как на закономерный продукт европейской цивилизации, не только определяющий её развитие, но и определяемый её развитием. Несмотря на многоликость современного психоанализа, наблюдается определённая тенденция его продвижения в мире: для фиксации и выживания в индустриально ориентированном социокультурном контексте он структурируется в традиционные, достаточно жёсткие социальные ячейки и новообразования и, девальвируясь, по закону угасания пирамид, становится разве что достоянием массовой культуры.

Может ли психоанализ быть путём духовного развития современного цивилизованного человека? Могло ли гениальное открытие Фрейда иметь иную судьбу?

Добавить комментарий