Все вышесказанное довольно-таки печально, но к нашей с вами жизни вообще не имеет никакого отношения. Зачем же мы сегодня так подробно воспроизвели в памяти этапы эволюции зарубежных прикладных психоаналитических проектов?
Ответ очевиден. Рассмотренные в столь обобщенном виде они открывают нам потаенную истину: прикладного психоанализа как такового — как самостоятельной науки и вытекающей из нее сферы узко специализированной профессиональной деятельности — нигде и никогда не существовало! Каждый из описанных нами этапов его эволюции представлял собою вариант синтеза психоаналитической теории бессознательных процессов (в том ее виде, в каком она сложилась к тому времени) и конкретной управленческой задачи (задачи упорядочивания Хаоса), которую никак не удавалось решить традиционными методами. Причем синтез этот формировался не на голом месте, а с активным привлечением ряда духовных традиций и практических управленческих методик. Психоанализ же служил при этом не просто фундаментом для подобного синтеза, но и связующей средой для всех его разнородных компонентов1.
Давайте убедимся в этом, еще раз вспомнив содержание рассмотренных нами этапов.
В изначальном своем виде (1896-1899 гг.) прикладной психоанализ продемонстрировал свои возможности в качестве своего рода «строительных лесов» для формирования и функционирования нового типа личности — рационально ориентированного нарцисса, способного жить в глубинах и на просторах собственной психической реальности и не терять при этом адаптивных качеств. Материалом же для такого строительства служит индивидуальный объем и уникальное содержание культурного багажа каждой отдельной личности. Для Фрейда, к примеру, таковым материалом послужили античные, иудаистские и древнеегипетские мифы, преломленные сквозь призму его «семейного романа». Но количество «правильных» вариантов персонального самоотношения, основанного на гипотезе о неосознаваемом интрапсихическом контроле, воистину бесконечно. Психоанализ при этом становится фундаментом рационально-волевого контроля над собой, средством трансформации индивидуальной психопатологии в нечто социально значимое и уже потому «нормальное».
Второе явление миру прикладного психоанализа (1900-1906 гг.) стало основой для формирования своего рода закрытой касты, средством духовного контроля над небольшой группой пока еще условных единомышленников, из которых нужно было сформировать профессиональную корпорацию в парадоксальном режиме, т.е. при отсутствии самой профессии как таковой (или при временном их недопущении к этой профессии). Для психоанализа это, к сожалению, типично. Здесь не профессиональные интересы порождают корпоративность, как средство их защиты и обоснования, а напротив — созданная на основании мировоззренческого тождества (личностной конгениальности) квазикорпоративность порождает профессию как форму своего ритуального отыгрывания. В поле совместного ритуализированного переживания опыта контакта с бессознательным («нуминозного опыта») все они, первые сподвижники Фрейда — врачи, художники, журналисты и даже один подмастерье сапожника — превращались в единое целое, в социальное тело, абсолютно послушное воле и фантазиям своего вождя и органично принимающее производные от его персональной воли корпоративные ценности и ограничения.
Третий лик прикладного психоанализа (1907-1914 гг.) обозначил возможность несилового решения задачи контроля над сознанием интеллектуальной элиты, совокупными усилиями которой формируются те смысловые и ценностные модели мировоззренческого уровня, посредством которых человеческое сознание («совместное знание») воспроизводится и системно организуется. Таким образом, психоаналитические подходы показали свою эффективность не только в области власти над собой и власти над небольшой группой (сектой), сплоченной единым мистическим переживанием, но и как основа властвования над умами, интеллектуального доминирования.
Четвертый этап (1919-1925 гг.) позволил вполне рационально выстраивать регулятивную работу с массовыми процессами при решении как частных управленческих задач, так и проблемы поддержания самой динамики массообразования, т.е. «социальности» (цивилизованности) как таковой.
Пятый этап (1926-1930 гг.) помог сформировать методики эффективного властвования в условиях принятия обществом либерально-демократических ограничителей в отношении властвующей воли. От точечных символических раздражителей психоанализ переходит при этом к системным иллюзиям (социальным мифам), к фиксируемым к режиме коллективной невротичности массовым фантазиям и ритуальным формам их отыгрывания.
Шестой этап (1931-1939 гг.) продемонстрировал возможность глобального (этнокультурного) регулирования поведения людей, возможность моделировать и корректировать социально-психические процессы планетарного уровня. Идеи «социальной терапии» в поздних лекциях по введению в психоанализ (1933) приобрели конкретное наполнение (стоит вспомнить, например, предложенную методику поголовной «психоаналитической прививки»), а проведенная Фрейдом в 1938 году операция на теле исторической памяти конкретного этноса открыла новую эпоху в искусстве управления, не опирающемся уже на конфронтационные классовые и национальные иллюзии.
Таким образом, мы приходим к пониманию того, что прикладной психоанализ суть эффективный прием антикризисного управления собой, малой группой, социальной элитой или же обществом в целом.
Алгоритм такого управления весьма эффективен, но, честно говоря, столь же и разрушителен. Психоанализ не помогает преодолеть изначальный конфликт; он убивает проблему вместе с ее носителем (невротическим типом личности, вялой и духовно нищей идеологической системой или же патогенной филогенетической традицией, господствующей над этносом). Но это убийство не фатально. В старые меха психоанализ вливает новое вино, формируя новую веру, новые иллюзии и новые смыслы. Формируя и суггестивно закрепляя их, подключая к эмоциональной и деятельностной сферам жизни людей.
Явление же его на интеллектуальном горизонте всегда свидетельствует о том, что мы заигрались и забыли о своих корнях, практически до основания разрушили ту традицию, инерционной силой которой только и спасались от катастрофических последствий социальных катаклизмов любого рода2. Прикладной психоанализ насильно возвращает нам эту традицию в режиме искусственного невроза (персонального или же коллективного), возвращает, захватывая в плен нашу волю и симптоматически навязывая нам спасительные реакции3. За это приходится расплачиваться — душевной болью, финансовыми и временными затратами. Расплачиваться и самым дорогим — отречением от иллюзии свободы воли, принятием права властителя на мягкий, терапевтический контроль, проводимый под лозунгом «Не навреди себе, неразумное создание!». Но альтернативы такому лечению социума уже нет. Опыт 20-х годов показал нам лик этой альтернативы — взрыв традиционной архаики у фашиствующей массы и спасение социума через ее силовую дрессировку: террор, страх и канализацию массовой агрессии вовне.
Вот это и есть «прикладной психоанализ» в том понимании этого термина, который вкладывал в него основоположник психоанализа как такового. Что же нам теперь делать с этим пониманием? Казалось бы — чего проще! Нужно только правильно обозначить потребную нам управленческую задачу, а вместе с нею — и тот вариант прикладного психоанализа, который пригоден для ее разрешения. Вывод этот, конечно же, формально безупречен, но по сути представляет собою типичную логическую ошибку.
Дело в том, что прикладные психоаналитические технологии, вырванные из историко-культурного контекста своего возникновения и апробации, теряют свою универсальную значимость и применимость. Они остаются в арсенале психоаналитического инструментария (как остаются в арсенале вооружений старые алебарды и мушкеты), но в лучшем случае становятся пригодными для решения исключительно внутрикорпоративных управленческих задач, т.е. задач по управлению самим психоаналитическим сообществом4.
— В качестве концептуально нагруженного самоанализа прикладной психоанализ применим сегодня только в сфере профессионального психоаналитического тренинга, где он запускается и контролируется фигурой аналитика и сублиминально воспринимаемой природой самой аналитической ситуации.
— В качестве провоцирующего глубинную психодинамику знания, насыщающего наш обыденный опыт нуминозным ужасом прикосновения к божеству, прикладной психоанализ весьма эффективно работает в системе психоаналитического обучения.
— Как увлекательная интерпретационная игра он используется сегодня ограниченным, но достаточно широким слоем интеллектуалов для обозначения своей культурной инаковости, своей критичности по отношению к обыденной реальности языка, идеологии и социальности. Сегодня, правда, в данном отношении используется не классический психоанализ, а производные от него интеллектуальные традиции, преломляющие критический заряд идей Фрейда через работы Хайдеггера, Гуссерля, Бодрийяра, Делёза с Гваттари, и прочих культовых авторов.
— Описанные Фрейдом прикладные психоаналитические методики выстраивания закрытой массы как религиозного ордена, т.е. чего-то среднего между церковью и войском, и манипулирование ею нашли себе применение в организации корпоративной психоаналитической среды (в более явном виде — в России, в более замаскированном — у наших западных коллег).
— «Социальная терапия» как форма организованного вторжения в основы групповой мифологии, ритуалистики, нормы группового Super-Ego и пр. неоднократно применялась в новейшей истории психоаналитического движения во время каждого этапного коллективного отречения от классического наследия, т.е. каждого рецидива отыгрывания «мифа об отцеубийстве».
В этом внутрикорпоративном применении отработанных управленческих технологий находит свое выражение консерватизм, традиционный для глубинной психологии вообще. Интроспективная, групповая, интеллектуальная и сублиминальная управляемость самого психоаналитического сообщества настолько велика, что порождает тенденцию к его самозамыканию, к его трансформации из открытого профессионального клуба в закрытую массу воинствующих единоверцев (типа ордена госпитальеров). По крайней мере, практически все статусные отечественные психоаналитики-клиницисты свои тысячи часов проведенного анализа наработали в основном не на реальных пациентах, а на кандидатах в психоаналитики, проходящих у них свой учебный анализ для того, чтобы потом, в свою очередь, получить право тренинговой работы со следующим набором кандидатов. При взгляде на современное психоаналитическое сообщество, утерявшее прикладные цели и ориентиры своей деятельности, составлявшие по воле его создателя основной смысл самого его существования, невольно приходишь к парадоксальному сравнению. Сообщество это напоминает группу людей, в течение нескольких поколений осваивающих, совершенствующих и передающих своим преемникам некое знание и некое мастерство, применить которое по его назначению они просто не могут, поскольку не помнят уже — в чем это назначение заключалось.
Выковывая оружие для грядущей «социальной терапии», Зигмунд Фрейд создал главное условие для самой ее возможности — он реанимировал древнее знание о неосознаваемых механизмах контроля над природной деструктивностью людей и организовал жестко субординированное и самовоспроизводящееся сообщество жрецов («светскую Церковь», по его собственному выражению), посвященных в тайны применения таких механизмов в ситуации глобальной культуральной травмы, в ситуации отхода человечества в целом, отдельных цивилизаций и стран (этносов) от наследуемых традиционных форм социального саморегулирования. Он показал пример такого применения и даровал своим наследникам возможность не распыляться в поисках хлеба насущного, т.е. показал, что до поры глубинно-психологические методики социального контроля можно использовать в сфере платной психотерапевтической помощи населению. Использовать, не забывая об их реальном предназначении и ожидая времени их востребования для восстановления разрушенной десятилетиями социальных экспериментов системы естественной, т.е. психологически замотивированной, подключенности индивидов к групповым, государственным и общечеловеческим ценностям. Использовать, чтобы деятельно реализовать ту завещанную нам задачу, которую Фрейд сформулировал в виде своего знаменитого вопроса-предупреждения, поставленного мною в эпиграф данной статьи:
«Роковым для рода человеческого мне кажется вопрос: удастся ли — и в какой мере — обуздать на пути культуры влечение к агрессии и самоуничтожению, ведущее к разрушению человеческого существования».
Для выхода современного глубинно-психологического знания и связанных с его применением управленческих технологий за пределы того узкого корпоративного круга, внутри которого они ныне воспроизводятся, необходимо построить новый вариант приложения теории бессознательных психических процессов к болевым точкам нашей с вами жизни; построить и применить его при решении назревших управленческих задач. Причем таких задач, которые уже не поддаются никакому иному их разрешению.
1 Напоминаю, что Фрейд был прежде всего великим компилятором, сумевшим объединить в единое и систематизированное целое идеи Платона и Аристотеля, В.Вундта и Ф.Брентано, Ф.Ницше и Г.Лебона, Ч.Дарвина и А.Шопенгауэра, Д.С.Милля и Г.Фехнера, и т.д. В этом смысле созданный им психоанализ стал великим культурным синтезом, примирением полярных интеллектуальных позиций на основе единого мессианского проекта — проекта обеспечения здоровья человека и выживания человечества на пороге постхристианской эпохи его истории.
2 Давайте вспомним классику: «Весь мир насилья (т.е. систему отношений господства и подчинения) мы разрушим до основанья, а затем…». Что же затем? А затем на арену должен выйти прикладной психоанализ в том или ином его обличье и предложить новые формы психологического подключения к социальному чувству, новые мотивации подчинения и властвования. Иначе будет воспроизведен стандартный механизм естественной социальной стратификации, проводимый методами жесткого силового контроля над фашиствующей, т.е. потерявшей традиционные детерминанты своей социальности, массой.
3 Трагический пафос подобного рода миссии наиболее адекватно был выражен Ф.М.Достоевским в его «Легенде о великом инквизиторе».
4 Следуя великому принципу «Врачу, исцелися сам!», психоанализ (и прикладной, и клинический) обязан прежде всего своим персональным составом и своей корпоративной организацией демонстрировать собственные возможности в области психического здоровья и коммуникативного успеха. И понятие «дикого» психоанализа соответствует, по моему мнению, той рядовой для нашей страны ситуации, когда «психоаналитик-клиницист» решает на доверившимся ему пациенте свои невротические проблемы, а «психоаналитик-прикладник» пытается выбиться из элементарной нищеты, громогласно предлагая на продажу универсальные технологии управления и контроля над людьми.