Исследование сновидений, как пациента, так и собственных часто имеет место в психотерапевтической практике. Особенно актуально исследование сновидений для различных направлений глубинной психологии, таких как психоанализ или аналитическая психология. Направления такого исследования могут сильно отличаться, но в самом общем случае его целью является прояснение значение образов или сюжетов сновидений для сновидца. Такое значение или точнее, такие значения, поскольку образы сновидений всегда насыщены самыми разнообразными смыслами, могут быть разделены на два класса – индивидуальные и надиндивидуальные. Первые важны и понятны лишь для самого сновидца, вторые общезначимы, их значение выходит за рамки индивидуальности и является важным для многих людей. Последние образы (или сюжетные ходы) часто называют символическими, поскольку природа символа такова, что он является значимым для многих людей. Результатом исследования сновидения чаще всего становится его истолкование, которое подразумевает замену имеющегося текста (в широком смысле текстом может быть как запись сновидения, так и рисунок или сценка) на его значение или смысл. Любое толкование сталкивается с проблемой неоднозначности и необходимости выбора определенного значения образа сновидения. Индивидуальные значения могут быть прояснены самим сновидцем, надиндивидуальные или символические требуют от толкователя сделать выбор того или иного значения. И здесь возникает целый ряд трудностей. Первая из них связана с тем, что никогда нельзя быть до конца уверенным в символической принадлежности образа сновидения – какие-то образы, сильно напоминающие известные символы, вдруг оказываются наполненными индивидуальными смыслами, другие наоборот, вначале выглядят слабыми и индивидуальными, а по мере прояснения выявляется их символическое значение. Кроме этого, семантика даже общезначимых символов весьма разнообразна и выбор того или иного смысла часто зависит от индивидуального опыта, истории развития, влечений и комплексов сновидца, интуиции толкователя (а таковыми в современном обществе являются по больше части психотерапевты различных школ глубинной психологии), а также его склонности следовать той или иной психологической школе. Так, например, появление лестницы в сновидении рабочего-строителя и высокопоставленного чиновника, ожидающего очередного продвижения, скорее всего, будет иметь исходно различное значение, а при аналитическом исследовании (в зависимости от принадлежности терапевта к той или иной школе) может быть истолковано: классическим психоаналитиком в коитальном контексте, адлерианцем в иерархически-властном, а последователем школы К.Г.Юнга в значении компенсации дневной установки на «приземленное» существование.
В предлагаемой работе предпринимается попытка через формальный анализ содержания манифестного сновидения прояснить общесимволическое значение таких мест, в которых разворачивается действие сновидений как лес и подземелье. Последнее чаще всего представлено в сновидениях современников образами подвала или метро. На вопрос, что объединяет эти образы, ответ будет дан в последующем изложении.
Роль места действия в сновидении
В психоанализе обычно манифестному сновидению отводится роль отправной точки для процесса свободных ассоциаций. В тоже время, еще З.Фрейд особо останавливался на целой группе сновидений, которые он назвал типическими, манифестное содержание которых могло иметь стандартное толкование, здесь можно вспомнить сновидения об экзаменах, о пожаре, о наводнении или опоздании на поезд (Фрейд З., 1989). Несмотря на это, долгое время манифестному сновидению должного внимания не уделялось, а возможности его анализа исследовались эпизодически. Так можно привести работу Дж. Спаньярд, в которой он фокусируется на анализе проявлений внутрипсихического конфликта в манифестном сновидении, который заявляет о себе через конфликтное поведение объектов сновидения (Под ред. С.Фландерс, 1998), новый взгляд на толкование сновидений об экзаменах предложен в статье O.Renik (Renik O., 1981). В этой работе автор предлагает пересмотреть символический смысл таких сновидений, рассматривая неудачу при экзаменации как способ отвести неудачу в реальности. Особняком стоит теория сновидений З.Пиотровски, который, однако, не причисляет себя к психоаналитически ориентированным исследователям (Piotrowski Z.A., Biele A.M.; 1973). Его подход интересен тем, что манифестное сновидение становится объектом почти математического исследования, так, в частности, он вводит меру символической удаленности образов сновидения, увязывая ее со степенью вытеснения латентного их значения. В его подходе исследование особенностей манифестного сновидения позволяет делать выводы о характере и глубине неосознаваемого внутриличностного конфликта сновидца. Говоря об исследовании символизма в манифестном сновидении, также необходимо констатировать, что фундаментальных работ в этом направлении после «Толкования сновидений» (Фрейд З., 1991) и «Лекций по введению в психоанализ» (Фрейд З., 1989) не было. Здесь можно вспомнить статьи К.Абрахама о символическом значении паука как заменителе материнской фигуры в сновидениях, а также о глубокой связи сна и мифа (Абрахам К., 1922, 1912), прослеживающейся в схожести построения сюжетов тех и других. В более поздних работах, можно упомянуть предложенное К.Хорни символическое значение зашивания рвущейся материи в сновидении как отражения женской мастурбации (К.Хорни, 1993) и Р.Гринсоном (Гринсон Р., 1994) – мотива езды на велосипеде (мужской мастурбационный контекст) и ряд других работ.
В психоаналитической практике манифестное сновидение, служа отправной точкой для свободных ассоциаций пациента, отходит на второй план, и фокус внимания аналитика переносится с манифестного содержания на анализ ассоциаций пациента. Эта особенность привела к тому, что структура манифестного сновидения и ее компоненты в психоанализе также остаются «за кадром», и как было показано выше, оно редко становятся объектом исследовательского интереса. В тоже время, проведенные исследования (в частности, Авакумов С.В., Бурковский Г.В., 2002) показали, что явное или манифестное сновидение само по себе обладает большим информационным потенциалом.
Одним из структурных элементов манифестного сновидения является место действия или сцена сновидения. Обычно ее специфика не исследуется особо, более того, она как самостоятельный элемент не выделяется, в тоже время ее значение часто весьма красноречиво. В качестве примера приведем фрагменты двух проанализированных сновидений разных людей (мужчин), действие которых разворачивается в одном и том же месте – на рынке (учитывая цель изложения, развернутое описание, как самих сновидцев, так и латентного содержания сновидений не приводится). Первый фрагмент таков – сновидец и знакомая ему женщина пьют чай, размешивая десертными ложками сахар, при этом о чем-то спокойно беседуют, действие происходит на улице, но на заднем плане виден рынок. Второй фрагмент – сновидец идет по рынку в сопровождении своего пациента, сновидец приценивается к товару, осматривает его, но покупать как-то не решается. Анализ свободных ассоциаций показал, что оба сновидения связаны с вытесняемым мотивом денег в отношениях между сновидцами и их визави. В качестве ремарки заметим, что, вероятно, в первом случае можно говорить о большей силе вытеснения «коммерческого» мотива в отношениях с человеком из сна, поскольку действие разворачивается не на самом рынке, а он находится на заднем плане, то есть, расстояние между сновидцем и объектом сновидения больше, чем во втором случае (о связи дистанции в сновидении и степени вытеснения см. Piotrowski Z.A., Biele A.M.; 1973). Такие примеры можно продолжать: один из недавно познакомившихся молодых людей (девушка) видит сновидение, в котором они со своим партнером гуляют по району новостроек, по неустроенным дорогам (оба живут в старом районе города), что символически соответствует «непостроенным», начинающимся отношениям этих людей; молодая девушка, купается в реке, она получает наслаждение от пребывания в воде, однако она заплывает слишком далеко и пугается этого – символизм места действия очевиден; девушка и юноша пытаются преодолеть скользкий, оледенелый, очень «горбатый» мост через реку и все время соскальзывают, затем, поняв невозможность преодолеть преграду, спускаются вниз и переходят реку по льду – что соответствует ситуации, в которой, как выяснилось, ни один из партнеров не испытывал к другому теплых чувств.
Ситуация, конечно, далеко не всегда такая прозрачная как в приведенных примерах. Так, например, действие, разворачивающееся внутри помещения – места проживания сновидца, часто, обладая индивидуальным смыслом для него, не имеет общезначимого или символического значения, что делает невозможным или затруднительным символическое толкование.
Таким образом, мы можем видеть, что выделение и анализ такого структурного элемента явного сновидения как место действия может иметь определенный смысл в психоаналитическом (говоря шире, психотерапевтическом) процессе. Целью данной работы является прояснение символизма метро, подвала и леса как места действия сновидения.
Мистерии
С тем, чтобы бы более полно понять глубинный смысл указанных образов сновидения, воспользуемся методом аналогий. Известно, что сновидения, по своему содержанию часто напоминают содержание мифов, сказок и обрядов (Абрахам, 1912; Хендерсон Дж. Л. 1997; М.Л.фон Франц, 1998). Также известно, что мифы, обряды и сказки в той или иной форме представляют собой описания инициатических ритуалов (Пропп В.Я. 1998). Это позволяет воспользоваться фольклорным материалом, а именно, описанием этих самых ритуалов посвящения для прояснения смысла появления в сновидениях исследуемых символов.
Холл в своей книге (Мэнли П. Холл, 2003) приводит следующие описания ритуалов посвящения древности.
Так в Мистериях Друидов было три степени посвящения, и лишь немногие кандидаты успешно проходили их. На одной из них кандидатов укладывали в гроб, символизируя смерть Бога Солнца. Перед тем как кандидату поверялись секретные доктрины Друидов, он давал клятву хранить секреты. Эти доктрины открывались только в глубине лесов и мраке пещер. В этих местах, далеких от людских поселений, неофитов просвещали относительно происхождения Вселенной, личностей богов, законов природы, секретов оккультной медицины, таинств небесных тел, магии и волшебства.
Отправление культа Митры свершалось в пещерах. Эти пещеры были украшены знаками Зодиака: Рака и Козерога. Зимние и летние солнцестояния были в центре внимания как ворота для душ, «входящих в этот мир или восходящих к Богу». После того как посвящение было закончено, неофита приветствовали как восставшего из мертвых, ему открывались секретные учения персидских мистиков и он становился полноправным членом Ордена.
Египетских инициатические Мистерии проводились в подземных помещениях и подземных ходах–лабиринтах. Под храмом Сераписа, разрушенным по приказу Феодосия, были найдены остатки механических приспособлений, установленных жрецами в подземных помещениях и пещерах, где проводились ночные обряды. Машины говорили о суровых испытаниях, которым подвергались посвящаемые. После мучительных проверок, включавших физические и моральные испытания, новичок, если ему удавалось выжить, представал перед Сераписом, благородной и мощной фигурой, освещенной невидимыми огнями.
Скандинавские Мистерии Одина проводились в пещерах, число которых было равно девяти и которые представляли Девять Миров Мистерий. Кандидат, ищущий допуска в Мистерию, должен был возвратить к жизни Бальдера – скандинавского Иисуса. После нескольких часов блужданий в хитросплетениях коридоров кандидата подводили к статуе Бальдера Прекрасного, он пил священный напиток из кубка-черепа, и после успешного прохождения всех испытаний ему позволялось проникнуть в тайну Одина. Посвящаемый прославлялся как человек вновь рожденный: о нем говорили, что он умер и вновь родился, не проходя ворот смерти.
Мифологическую основу Элевсинских Мистерий составлял культ матери Персефоны – Цереры. Она представлялась как скитающаяся по миру в поисках своей дочери. У Цереры для поисков дочери имелось два факела: Интуиция и Разум. Наконец она нашла свою дочь недалеко от Элевсина и в благодарность за это научила людей возделывать злаки и основала Мистерии. Церера предстала перед Плутоном, богом мертвых душ, и умоляла его отпустить Персефону домой. Сначала бог отказался сделать это, потому что Персефона вкусила граната, плода смерти. Наконец он согласился отпустить ее с условием, что Персефона будет возвращаться к нему в царство мертвых Гадес на полгода. Персефона олицетворяла солнечную энергию, которая в зимние месяцы живет под землей у Плутона.
Ассирийский миф о Таммузе и Иштар является самым ранним примером аллегории об умирающем боге и восходит, по-видимому, к 4000 г. до Р. X.. Иштар, которой посвящена планета Венера, была наиболее почитаемым божеством вавилонского и ассирийского пантеона. Она, вероятно, была тождественна Астарте и Афродите. История ее схождения в подземный мир в поисках эликсира, который только и мог вернуть к жизни Таммуза, является ключом к ритуалам ее Мистерий. Таммуз, празднества в честь которого проходили как раз накануне летнего солнцестояния, умер в месяце, который в древности носил его имя, и был похоронен с соответствующими почестями. Обстоятельства его смерти неизвестны, но Иштар обвинялась Издубаром (Нимродом) в том, что она, по меньшей мере косвенно, была причиной его гибели. Воскрешение Таммуза было великой радостью, и при этом он рассматривался как «искупитель» своего народа.
Схожие закономерности наблюдаются и в другом фольклорном материале – волшебной сказке. Так В.Я.Пропп (В.Я.Пропп, 1998), обобщая сказочный материал, приходит к выводу о наличии двух циклов в сказке – цикла инициации и цикла смерти, которые сливаются в один. При этом к ним относятся мотивы попадания или изгнания в лес, посещения иного царства (часто подземного). Пребывание в пещере один из самых распространенных элементов инициатического путешествия (Одиссей и циклоп) Пропп рассматривает обряд инициации в целом как побывка в стране мертвых.
Резюмируя, можно сказать следующее, многие инициатические ритуалы древности проходили в пещерах, подземельях, подвалах храмов или лесах. Все они, так или иначе, были связаны с обыгрыванием мотива смерти (и воскрешения). Таким образом, можно сделать вывод о том, что пребывание в лесу или подземелье имеет глубокую психологическую связь с мотивом смерти, которая проявляет себя в соответствующих формах проведения ритуалов.
Сновидения
Если вывод об аналогии мифологического, сказочного материала и сновидений верен, то в последних также должна выявляться связь места действия в форме различных видов подземелья: метро, подвала, пещеры, а также леса и мотива смерти в той или иной форме. Для подтверждения или опровержения этого предположения была сформирована экспериментальная выборка из 152 сновидений, из которых были выделены те, действие которых разворачивалось в указанных местах. Их содержание было проанализировано на предмет поиска в явном их содержании или в пояснениях, которые спонтанно давал их автор, маркеров, указывающих на мотив смерти – это либо прямое упоминание слов: «смерть», «гибель», «убит», «свести счеты с жизнью» и прочих, а также контекстное упоминание, например, «упал и разбился» и прочих.
Из 152 сновидений (от 152 человек) в 10 действие разворачивалось в метро, подвале или в лесу (5 в лесу, 4 в метро, 1 в подвале), при этом, мотив смерти проявился в 8 из них (то есть в 8 из 10), тогда как в сновидениях, действие которых разворачивается в других местах (142) упоминание о смерти содержалось в 48. Достоверность увеличения частоты сновидений с упоминанием смерти в исследуемой группе (метро, лес, подвал) по сравнению с альтернативной группой (действие которых разворачивается в других местах) по критерию X2=8,62 составила p=0,003. Бросается в глаза весьма незначительная доля сновидений, действие которых разворачивается в указанных местах – (метро, лес, подвал) — (6%). Это тем более интересно, что все участники были городскими жителями и регулярно пользовались метро. Вероятно, это можно расценивать как нежелательность появления в этих местах в сновидении – (метро, лес, подвал), что служит косвенным подтверждением их связи с неприятными мыслями о смерти и, возможно, символической функции этих образов в сновидении.
Фрагменты следующих трех сновидений иллюстрируют найденную закономерность.
«…Я в какой-то группе вооруженных людей типа вылазки в лесу в экипировке и я вместе с ними бегу. Нам нужно пролезть под поездом, я застреваю и меня раздавила букса от колеса – мою грудь.»
«Я стою на перроне станции метро. Ожидаю поезда и уже привычно чувствую, что меня тянет на рельсы – вот-вот соскользну под поезд…»
«Я в каком-то полуподвальном помещении там много каких-то то ли гробов , то ли саркофагов, в них лежат мертвые люди…».
Как можно видеть, сюжет сновидения, разворачивающийся в лесу или подземелье, так или иначе, связан с сюжетным мотивом смерти. Безусловно, данный вывод нельзя распространить на сновидения любого человека, как и всякий статистический результат, он представляет собой лишь некоторую возможную закономерность в символической связке сюжетного мотива смерти и образов леса и подземелья. В каждом конкретном случае эти образы могут оказаться наполненными глубоко индивидуальными, отличными от обсуждаемого, смыслами. Так, лес вполне может ассоциироваться с природной чистотой, жизненной силой, а подземелье – с сокровищами. Однако здесь нужно иметь в виду, что речь идет о вытесняемых смыслах, а они всегда неприятны и именно поиском вытесняемых смыслов озабочен аналитик в своей практической деятельности. Таким образом, появление этих элементов в сновидении может рассматриваться как индикатор мотива смерти в латентном содержании сновидения.
Заключение
Приведенные данные позволяют сделать ряд выводов. Первый из них касается символического значения леса и подземелья как мест действия в сновидениях. Как было показано выше, их вытесняемый смысл часто может быть связан с сюжетным мотивом смерти. В тоже время, если проведенная параллель между сновидением и инициатическим ритуалом верна, то можно рассматривать такие сюжеты с точки зрения запроса сновидца или пациента на соответствующий вид инициации или посвящения. Здесь можно высказать предположение о том, что сами инициатические ритуалы возникли когда-то из сновидений наших предков. Сновидения и инициатические ритуалы имеют много общего между собой, так и те и другие представляются загадочными и непонятными; и те и другие несут в себе тайну; и те и другие возбуждают атмосферу соприкосновения с сакральностью; и те и другие представляют собой опыт «по ту сторону» обыденного; и те и другие проходят в ситуации измененного сознания.
С точки зрения нашего современника запрос на инициацию может рассматриваться как желание трансформации внутреннего мира для достижения более успешного функционирования в социуме через отказ от привычных стереотипов. Этот отказ иллюстрируется в сновидении смертью кого-либо из персонажей либо самого сновидца. С психотерапевтической точки зрения важно выяснить, какие именно стереотипные реакции связаны с таким персонажем и почему сновидец считает, что отказ от них приведет к нужным изменениям во внутреннем мире. Кроме этого, самостоятельную исследовательскую задачу представляет прояснение формы искомого, чаще всего бессознательно, инициатического ритуала, который мог бы привести к нужным переменам.
Литература
1. Абрагам К. Паук как символ в сновидениях / в сб.: Russian Imago 2002. Исследования по психоанализу культуры. – СПб.: Алетейя, 2002.
2. Абрагам К. Сон и миф. Очерк народной психологии / Пер. с нем. – М.: Соврем. Пробл., 1912. – 41с.
3. Авакумов С.В., Бурковский Г.В. Особенности манифестного содержания сновидений у лиц, обращающихся за психотерапевтической помощью: Сибирский психологический журнал, №16-17, 2002, с. 89-97.
4. Гринсон Р. Техника и практика психоанализа.- Воронеж:НПО «МОДЭК», 1994.- 491с.
5. Мария-Луиза фон Франц. Психология сказки. Толкование волшебных сказок. Психологический смысл мотива искупления в волшебной сказке /Пер. с англ. Р.Березовской и К.Бутырина; Науч. ред. В.В.Зеленского. — СПб.: Б.С.К., 1998. – 360с.
6. Мэнли П. Холл Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Москва, «Эксмо, Terra Fantastica», 2003, 960 с.
7. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) Комментарии Е. М. Мелетинского, А. В. Рафаевой. Составление, научная редакция, текстологический комментарий И. В. Пешкова. — Издательство «Лабиринт», М., 1998. — 512 с.
8. Современная теория сновидений /Под ред. С.Фландерс, пер. с англ., – М: ООО «Фирма «Издательство АСТ», Рефл-бук», 1998. – 336с.
9. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.- М.: Наука, 1989. – 456с.
10. Фрейд З. Толкование сновидений. – Ереван: Камар, 1991. – 448с.
11. Хорни К. Женская психология. СПб: Изд-во ВЕИП, 1993. –222с.
12. Piotrowski Z.A., Biele A.M. Blind analyses of manifest dreams preceding death //Am. Psychiat. Assn. Scient. Proc. – 1973. – 176.– P.308-309.
13. Renik O. Typical Examination Dreams, “Superego dreams” and Traumatic Dreams. Psychoamal. Q., 50: p.159–189
